Наконец она его увидела. Увидела в тот момент, когда Мариньи медленно, шаг за шагом, отступал назад, парируя удары. И тогда она вздрогнула. Луч радости промелькнул в ее темных глазах, так как именно к тому дому, где она находилась, Буридан оттеснял Мариньи!
Маргарита поспешно отдала несколько распоряжений Югу де Транкавелю, и тот бросился их исполнять.
Крики раздавались уже в самом доме.
Затем воцарилась полнейшая тишина.
Несколько минут Маргарита оставалась на месте. Вскоре она увидела роту Транкавеля, которая ускоренным шагом вошла в Пре-о-Клер, разгоняя разрозненные силы студентов и обращая их победу в поражение.
Затем порядка сорока лучников отделились от роты и направились к дому.
Лишь тут королева обернулась.
Мабель подумала:
«Может, Боженька услышал мою молитву! Может, Маргарита не узнает, что ее дочь находится рядом с ней. Нет! О! Нет, она этого не узнает… Все уже закончилось…»
В этот момент королева открыла дверь спаленки. Эта дверь выходила на двойную площадку, у которой заканчивалась деревянная лестница, уходившая вверх из большого зала первого этажа. И на этой площадке стояла, перегнувшись через перила, девушка в белом.
«Миртиль!.. Проклятье!..» – пробормотала Мабель.
Королева тоже увидела Миртиль. Она пошла к ней в тот момент, когда девушка устремилась вниз, чтобы встать между отцом и женихом.
Остановившись на площадке, Маргарита Бургундская вся обратилась в слух.
После того как в дом ворвался отряд, отделившийся от роты Транкавеля, после того как Буридан был схвачен, а Миртиль уведена Маргаритой и Мариньи, после того, наконец, как все успокоилось и Пре-о-Клер мало-помалу приобрел свой обычный облик, а дом садовника – тихий и безмятежный вид, уже к вечеру о назревающих столкновениях у парижан осталось разве что воспоминание, так как в то время волнения были делом слишком частым, чтобы надолго задерживаться в людской памяти.
Миртиль заперли в той самой спаленке, которую она занимала утром.
Маргарита и Мариньи спустились в зал, чтобы держать совет. Маргарита была матерью. Мариньи был отцом. Каждый из них, с различными намерениями, желал отнять свое дитя у другого. Мариньи был настроен не оставлять Миртиль во власти королевы, тогда как та жаждала во что бы то ни стало заполучить дочь.
Глядя на безучастную с виду Маргариту, Мабель думала:
«А не подняться ли мне по лестнице… открыть дверь той комнаты, где заперта ее дочь… увести девушку куда-нибудь… так ли уж это трудно?..»
И она неспешно направилась к лестнице.
В этот момент она чувствовала, что ненавидит эту Миртиль всеми фибрами своей души. Имей она возможность убить ее, пусть даже ценой собственной жизни, она бы это сделала.
В тот момент, когда она уже была готова ступить на первую ступень лестницы, королева спокойно произнесла:
– Останься, Мабель, ты здесь не лишняя, к тому же, все равно вскоре мне понадобишься…
Едва не зарычав, Мабель какое-то время еще колебалась, не броситься ли ей наверх, не заколоть ли Миртиль, чтобы потом крикнуть королеве:
«Ты убила моего сына, я убила твою дочь, так что теперь мы квиты!»
Однако же какое-то непонятное любопытство подтолкнуло ее к Маргарите, которая в этот момент говорила Мариньи:
– Ваша дочь обнаружена благодаря счастливому случаю. От Мабель, которая знает все мои мысли, мне скрывать нечего. Миртиль – не только ваша дочь, но также и моя. Вам есть что сказать на это, Мариньи?
Первый министр поклонился, но ничего не ответил.
– Вы ее любите, – продолжала королева, – но я тоже ее люблю… люблю всей материнской любовью, которую я ей посвящала, даже ее не зная… даже тогда, когда вы отказывались нас познакомить. Мабель может вам сказать, сколько слез я тогда выплакала… Моя дочь, знаете ли, это чистая мысль среди мыслей дурных, это цветок, который вырос в одиночестве, орошаемый моими слезами, в самом темном уголке моей души, это мое искупление в этом мире и в мире ином. Женщины, которые станут меня осуждать, узнай они вдруг то, что знаете вы, так вот, проклиная меня, эти женщины тем не менее скажут: «Если бы рядом с ней была ее дочь, нам, вероятно, не в чем было бы ее упрекнуть…» Вам есть, что сказать на это, Мариньи?
Мабель алкала этих слов, которые доставляли ей ужасную радостью; чем больше Маргарита любит свою дочь, тем большим будет ее горе, когда ту у нее отнимут!
Что до королевы, то она говорила с интонациями столь редкой у нее чувствительности. Кто знает, не была ли она действительно в тот момент искренна?
Мрачный и задумчивый, Мариньи снова не нашелся, что ответить, – лишь поклонился, как и минутой ранее.
Затаив дыхание, Мабель ждала, каким будет решение.
– Мадам, – произнес наконец министр глухим голосом, – за вами право и сила…
– Разве я употребляла силу? – возразила Маргарита высокомерным тоном. – Если бы я хотела применить силу, если бы призвала на помощь моей материнской любви мое могущество королевы, разве бы вы были здесь?..