Пожилой головорез двинулся прочь, насвистывая фривольную песенку на мотив старого марша ландскнехтов. Аксель с бессильной злобой глядел ему вслед.
Восемь жизней. Достойная плата, чтобы старый подонок жил дальше?
Безучастные глаза Элке.
Родовое поместье на берегу тихого озера.
Бесконечное пламя войны, искры которой несут люди, подобные Волдо.
Аксель с трудом вытянул кавалерийский пистолет из поясной кобуры. Кажется, мертвец ободряюще ухмыльнулся? Или это всего лишь блеск солнца в застывших зрачках?
В глазах расплывалось. Но Аксель сумел прицелиться. Выстрела он не услышал, зато Волдо вдруг неловко взмахнул руками и упал на дорогу.
Война любит волков. А кого любит смерть?
Темнота поглотила Акселя. В последнее мгновение он только и смог понадеяться, что это – навсегда.
Мария Анаптикс
Собака туарега
Мои университетские исследования завели меня далеко: в самую глубь Сахары, в занесённый песками городок на границе Мали и Алжира, населённый полукочевым народом пустыни – туарегами. Из прохладных и светлых аудиторий я перенёсся в царство палящего солнца, жгучего пыльного ветра и мутной солёной воды, и люди, о которых я раньше читал с экранов компьютеров и планшетов, теперь были рядом со мной. Я разговаривал с ними, задавал им вопросы, пытался с ними подружиться.
Мне было интересно познакомиться с представителями разных слоёв туарегского общества – от гордых имохар5
– воинов пустыни, не растерявших свой боевой пыл, которым они славились с давних времен, до презираемых прочими кастами бывших рабов-белла, отличающихся от остальных туарегов более тёмной кожей и негроидной внешностью. Они были потомками сахельских чернокожих народов, которых в прошлом воинственные светлокожие имохар брали в плен и продавали как рабов.Застарелая неприязнь между имохар и белла не исчезла и по сей день, и моё желание общаться на равных и с теми, и с другими не нравилось никому. Однажды, когда я вернулся с рынка, где беседовал с двумя торговцами, туарегами из благородных, мой знакомый белла, Исмаил, перехватил меня у входа в городок и пригласил к своему костру. Он развёл огонь прямо в песке на самой окраине городка – подальше от шума и грязи. Вечерело, глиняные низкие домики, слепленные в длинную гряду, медленно погружались в густую темноту. Заходящее солнце бросало рыжие лучи на их плоские крыши, расчерчивало чёрными тенями истоптанный песок. Исмаил подождал, пока я присяду рядом с костром, демонстративно поднял с подбородка на нос нижний край выцветшего зеленого тюрбана, скрыв от меня своё лицо – словно бы не признавая во мне своего6
.Я спросил, не огорчен ли он чем-нибудь, и он в ответ задал вопрос, вправду ли я ходил разговаривать с торговцами из Тимимуна? Я подтвердил, и тогда Исмаил заметил:
– Зачем ты разговариваешь с имохар? Ты же мой друг. Не ходи к ним. Имохар тебе не скажут правды, никогда. Аллах знает, какой лжи могут наговорить имохар!