«Так, во время великого сентябрьского праздника, которому предшествовали семь дней сентябрьского строгого поста, ацтеки посвящали в сан богини маиса Чикомекохуатль красивейшую из рабынь — девочку двенадцати — тринадцати лет от роду. На девочку надевали украшения богини маиса… в руках и на шее у нее были маисовые початки, а к ее макушке для большего сходства с маисовым початком было вертикально прикреплено зеленого цвета перо. Делалось это, насколько нам известно, для того чтобы подчеркнуть, что маис ко времени проведения праздника уже почти созрел, но так как его початки еще были нежными, то и на роль богини маиса выбирали девочку в нежном возрасте. Целый день несчастное разряженное дитя с покачивающимся зеленым пером на голове водили от одного дома к другому. Для того чтобы развеселить людей от скучного и тяжкого поста, девочка весело отплясывала.
Вечерам жители собирались в храме… В полночь под торжественную музыку труб, флейт и рожков выносили нечто вроде носилок, наполненных разными семенами и украшенных гирляндами из маисовых початков и перца. Этот паланкин носильщики опускали на пол у дверей покоев, в которых находилась деревянная статуя богини маиса… Наконец звуки музыки стали стихать и появлялась колонна жрецов и сановников с курящимися кадильницами и зажженными факелами в руках, В центре колонны находилась девочка, исполнявшая роль юной богини. Жрецы подсаживали ее на носилки, и, стоя прямо на маисовых початках, стручках перца и тыквах, лежащих на носилках, девочка, чтобы не упасть, держалась руками за специальные поручни. Жрецы расставляли вокруг нее курящиеся кадильницы. Вновь раздавались звуки музыки, и один из главных жрецов, неожиданно приблизившись к девочке с бритвой в руке, точно рассчитанным движением срезал с ее головы зеленое перо и локон, к которому оно было прикреплено. Затем он с величайшей торжественностью посвящал это перо и пучок волос деревянной статуе богини и с плачем возносил ей благодарность за земные плоды и спелые колосья, которые она в этом году в изобилии даровала народу. Его стенаниям и молитвам вторили все присутствующие на этой торжественной церемонии. По окончании ее девочка спускалась с носилок и в сопровождении свиты направлялась туда, где ей предстояло провести остаток ночи. Что касается остальных участников ритуала, то они при свете факелов до рассвета бодрствовали во дворе храма. Покинуть его пределы было равносильно совершению святотатства. С наступлением утра жрецы вновь выводили девочку в наряде богини… с ожерельем из маисовых початков на шее. Она опять взбиралась на носилки и стояла, держась руками за поручни. Старейшины храма поднимали эти носилки, размахивая дымящимися кадильницами и играя на музыкальных инструментах, с пением шествовали по главному двору храма в зал бога Уитцилопочтли, после чего возвращались обратно в покои богини маиса, которую олицетворяла девочка. Там ей приказывали сойти с носилок и стать на пол, сплошь покрытый злаками и овощами. Пока девочка стояла на коленях, в покои по очереди заходили с подношениями старейшины и сановники… На следующий день в храме жрецы величаво окуривали представительницу богини благовониями, после чего, опрокинув ее на спину на кучу хлебных колосьев и семян, отрезали ей голову, собирали хлеставшую из горла кровь в лохань и обрызгивали ею деревянную статую богини, стены ее покоев и подношения в виде наваленных на полу колосьев, стручков перца, тыкв, семян и овощей. С туловища девочки сдирали кожу, и ее натягивал на себя кто-нибудь из жрецов. На него надевали также все ее украшения… В таком виде он появлялся перед собравшимися, которые занимались тем, что отплясывали под барабанным бой, и присоединялся к ним. Став во главе танцующих, жрец совершал разного рода прыжки и другие телодвижения с быстротой, которую позволяла плотно облегавшая его тело липкая от крови кожа девочки и ее одежда…»