Тайны острова Сен Линсей. Горечь волчьей ягоды

– Не знаю, – Лив устало улыбнулась, – но, кажется, такое значение всей этой истории придают только в Линсильве. А в наших краях все только и обсуждают фестиваль Волчьей Ягоды, стоит августу-месяцу замаячить на горизонте. Не обижайтесь, но лично я бы предпочла перемывать кости Ди Гранам – это хотя бы интересно…

– Вот как? Значит, есть на этом острове место, где за мной по пятам не будет следовать толпа любопытных зевак? – проговорила Конни негромко, всерьёз задумавшись о том, чтобы переехать в этот равнодушный к её персоне Сальтхайм. – А что не так с фестивалем? Говорят, это главное культурное событие лета. Чем он вам не угодил?

Лив ответила не сразу, и Констанция успела пожалеть о своём вопросе, пока тянулась эта странная пауза в их разговоре. И без того усталый взгляд женщины потух окончательно, став при этом опустошённым и печальным.

– Неприятные ассоциации, – Лив буквально выдавила из себя эти слова, и обеим собеседницам вмиг стало не по себе. Так бывает, когда в весёлой компании отпускаешь неуместную шутку, задевающую слишком личные и слишком больные темы. К счастью, шумное появление Берта и доктора Сигрина разбавило обстановку.

– Привет! – лучезарно улыбаясь во весь свой белозубый рот, выпалил брат, как только увидел гостью. Та мгновенно просияла в ответ. Такова была исцеляющая сила Адальберта Маршана – его обаянию и сладкому, воздушному, как сахарная вата, добродушию просто невозможно было противостоять. Конни терпеливо наблюдала за тем, как он заключает в объятия женщину, с которой был знаком лишь на один вечер дольше, чем сестра. И тем не менее они уже воспринимали друг друга по-дружески открыто и комфортно. Никаких формальностей и официоза. Никаких «вы» и сухих рукопожатий. Всего секунду назад на Лив лица не было, и вот уже она весело обменивается с Бертом остроумными репликами и чуть было не повизгивает от смеха.

– Как твои успехи в живописи? – сияя от восторга, спросила она, и Берт тут же изобразил театрально-недовольную гримасу, запуская руки в свои путаные светлые волосы.

– Паршивей некуда! А как твои мальчишки? Где они, кстати?

– Севилла решила устроить им небольшую экскурсию, чтобы Лив могла отдохнуть после долгой дороги, – пояснила Конни терпеливо, хотя могло бы показаться, что с появлением шумного братца на неё тут же перестали обращать внимание. К сожалению или к счастью, но так бывало довольно часто. Берт умел заполнять собою пространство и переводить взгляды на себя почти что профессионально. Голос у него был мелодичный и звонкий, внешность – яркая и аристократичная, а манера поведения могла меняться в зависимости от обстоятельств и окружения. Утром он ворчал и хмурился, а теперь глядите-ка – шутит, жеманничает и очаровывает всех вокруг своей лёгкостью и почти детской непосредственностью.

Все функции Констанции, как ответственной хозяйки, с этой секунды сводились к редким ремаркам и пояснениям. Так, например, увидев, что Севилла с мальчишками возвращаются после экскурсии, она вежливо предложила гостям помочь им расположиться в их комнатах, дала указания по поводу предстоящего обеда и со спокойной душой удалилась.

Примерно так же всё происходило и за обедом, и после него: источником шума и громких разговоров были Берт и Питер с Йеном. Иногда Констанция улыбалась и повторяла «всё в порядке, не беспокойтесь», когда Лив извинялась перед ней за ту или иную застольную выходку своих сыновей. В остальном же участие госпожи Ди Гран в общей беседе ограничивалось кивками головы и дежурным смехом, когда смеялись и все остальные.

Настроение у неё при этом было вполне сносное. Конни никогда не относилась к тому типу людей, которые грустят, если всё вокруг не крутится вокруг них. Наоборот, иногда подобное положение вещей снимало с неё груз ответственности за поведение и расположение духа окружающих. В такие моменты можно было думать о чём-то своём, сохраняя при этом внешнюю невозмутимость и благожелательность.

Садовник Годфри раздобыл для мальчишек футбольный мяч. И, что удивительно, идея погонять его по газону пришлась по душе не только двум внукам доктора, но и самому доктору. День клонился к закату, и тяжёлый горячий воздух потихоньку начал остывать. Пёстрая компания Сигринов, к которой присоединились и Берт с садовником и Леон, младший брат Ивы, носилась теперь под окнами, поднимая в воздух облака пыли и клочки земли.

– М-да, давненько я не видела ничего подобного, – протянула госпожа Сапфир задумчиво, направляясь в сторону Конни. Найти её оказалось несложно: девушка опять устроилась у окна синей гостиной, надеясь собраться-таки с мыслями и написать внятный ответ мэру Сальтхайма по поводу грядущего фестиваля и его приглашения, но дело никак не шло. Уже битый час она водила ручкой по бумаге, рисуя то ли сердечко, то ли яблочко, то ли чьи-то ассиметричные ягодицы. На официальное и предельно вежливое письмо с обоснованным отказом эти художества похожи не были.

– Что? – с трудом Констанции удалось отвлечься от медитативной практики бумагомарания и заставить себя обратить внимание на вошедшую даму.