Офелия застыла, будто окаменев, но миг спустя почувствовала, как в ее теле завибрировала каждая клеточка. Заявление Торна словно отпустило внутренний тормоз, и какая-то темная сила, давившая на ее сознание уже много дней, внезапно улетучилась, как облако пара. Офелия сделала глубокий вдох.
Ситуация вдруг стала предельно ясной.
Девушка встала и подошла к Беренильде, которая устремила на нее растерянный взгляд.
– Даю вам два обещания, мадам. Я не откажусь от Торна и придумаю достойное имя для вашей дочери.
– Я могу узнать, что, собственно, ты собираешься делать? – поинтересовалась мать, подбоченившись. – Ты слышала, что сказал господин Торн. Этот дурацкий фарс закончился, и мы возвращаемся домой.
– Без меня, мама. Я возвращаюсь наверх!
Заявление Офелии было выслушано с недоверием: родные хмурились, ворчали, возмущались, доходило даже до нервного смеха, но никто, похоже, не думал, что девушка говорит серьезно.
Никто, кроме Ренара.
– Наверх? – испуганно переспросил он. – Вы хотите сказать, в Небоград? Но из-за съезда Семейных Штатов не осталось ни свободных дирижаблей, ни саней. Даже людям из «Каравана Карнавала» в Асгарде, – Ренар показал пальцем в окно, – пока не разрешают взлетать. В любом случае ваш жених… ваш бывший жених предупредил меня, чтоб я не выпускал вас за порог отеля. Это слишком опасно, – заключил он, скрестив на груди могучие руки.
– Вам не придется нарушать приказание Торна, – успокоила его Офелия. – Я не выйду из отеля. Я пройду здесь.
Она указала на зеркало в холле. Всем своим существом девушка чувствовала, что теперь сможет это сделать. Ей стала ясна причина прошлых неудач: раньше она себя обманывала, но теперь все будет иначе.
– Ну нет! – запротестовал Ренар, хватая ее за плечи. – Я ведь не смогу пройти вместе с тобой, малыш!
Офелия попросила у портье ручное зеркальце и карандаш с блокнотом. Зеркальце она отдала Ренару, а письменные принадлежности оставила себе.
– Постоянно заглядывайте в это зеркало. Я буду слать вам письма, и вы сможете следить за моими передвижениями.
Ренар нахмурил рыжие брови, похожие на два горящих куста, и вынул из глазницы монокль.
– Возьмите тогда эту штуку. И будьте очень осторожны, чтобы вас опять не придушили, ладно? Вы мой босс, а мне не хотелось бы потерять работу.
– Спасибо, – сказала Офелия, с трудом сдерживая улыбку. – За монокль и за то, что спасли меня там, у маяка.
Мать Офелии разинула было рот, но тетушка Розелина не дала разразиться буре:
– Я думаю, что выскажу общее мнение: твой план очень неразумен. Куда ты собралась? На съезд Семейных Штатов? Сомневаюсь, что тебя туда пустят. Там на каждом шагу жандармы.
– Я не собираюсь появляться при Дворе.
Тетушка Розелина растерялась:
– Я ничего не понимаю. Куда же ты собралась?
– Вы помните статью в «Nibelungen» о матрасах? Там говорилось о том, что из-за перевозки матрасов лифты работали с перебоями. Тогда мне это показалось бессмыслицей, но сейчас я все поняла. С мануфактуры Матушки Хильдегард были украдены четыре матраса и четверо песочных часов. Мы знаем, что их использовали для похищений. Именно эти матрасы и вызвали перебои с лифтами, понимаете? Если я найду матрасы, то найду пропавших. Если найду пропавших, то смогу спасти Торна. Я приняла решение, – заключила Офелия твердо, чтобы положить конец протестам родственников. – Я ухожу, и неважно, согласны вы со мной или нет.
– Моя дочь сошла с ума! – завопила мать Офелии. – Ты так и не поняла, что он публично тебя отверг, твой драгоценный господин Торн! Я запрещаю тебе снова рисковать ради него!
Офелия крепко стянула волосы шарфом, чтобы они не лезли ей в лицо, и посмотрела матери прямо в глаза:
– Это вы ничего не поняли, мама. Вы считаете Торна чудовищным эгоистом, но вы неправы… Я тоже раньше так думала, – неохотно призналась она. – Убедила себя, что он хочет прочитать Книгу Фарука из честолюбия, но причина в другом, совсем в другом. А сейчас Торн отказался от женитьбы, чтобы защитить нас, и мы не можем бросить его на произвол судьбы.
– О чем вы говорите? – с тревогой спросила Беренильда. – Что за другая причина?
– Я пока не знаю, – ответила Офелия, – но узнáю обязательно.
Она инстинктивно чувствовала: существует связь между тем, что открыла ей Матушка Хильдегард, и Богом, упоминавшимся в письмах. «Этому парню, милая моя, лучше не переходить дорожку. Видишь, что происходит с теми, кто слишком настойчиво интересуется Книгами?» Чем больше девушка думала об этих словах, тем очевиднее становился для нее ответ: Торн с самого начала вел собственное расследование. Желая поместить Матушку Хильдегард под арест, он тем самым пытался ее защитить.
Когда Офелия решительно направилась к зеркалу в холле, мать властным жестом попыталась ее остановить. Но тут вмешался отец:
– Дорогая, я думаю, мы должны позволить нашей дочери самой принимать решения. Мы слишком долго навязывали ей свою волю.