Офелия с трудом сдерживала охватившие ее панику и гнев. Она этого не допустит! Когда Торн решил сдаться правосудию, она сказала, что подчинится его решению, но никогда не обещала, что будет безучастно стоять в стороне.
– Гинекей! – объявил грум.
Офелия хотела попросить его подняться выше, но кто-то дернул за шнур, чтобы войти в лифт.
Это был Арчибальд.
– Мое почтение! – сказал он с поклоном, приподняв потертый цилиндр.
Он выглядел как бродяга: такой же лохматый, небритый и неряшливо одетый. Даже грум нахмурился, глядя, как тот входит в ка-
бину.
– Вид у вас неважный, – заметила ему тетушка Розелина. – Как вы себя чувствуете?
– Примерно так же, как выгляжу, мадам.
На лице Арчибальда больше не появлялась озорная улыбка, его взгляд потух. Он был похож даже не на бродягу, а на призрак бродяги. Паутина не только разорвала с ним связь – она упорно носила по нему траур, считая, что телесное присутствие не делает его живым. Родные сестры относились к нему как к чужаку, управляющий бесследно исчез, а Матушка Хильдегард, бывшая неотъемлемой частью всей его жизни, умерла. Его привычный мир рухнул в одночасье. Офелия попыталась выразить ему сочувствие, но не смогла – у нее не было времени подбирать нужные слова. Вместо этого она коротко спросила:
– У вас есть новости?
Арчибальд снова надел цилиндр, щелкнул по нему и утвердительно кивнул, наливая себе бокал шампанского, которое достал из лифтового бара.
– Я только что
Офелия охотно ему верила. Ни один мужчина, кроме него, не мог безнаказанно входить в Гинекей Фарука и выходить из него, как он только что сделал.
– Госпожа Фрида – очень интересная фаворитка, – продолжал Арчибальд, сделав глоток шампанского. – У нее не только самые красивые ноги при дворе, но и необыкновенно длинная рука. Сделав несколько телефонных звонков, она смогла устроить мне пятиминутную встречу в комнате для свиданий. Для государственной тюрьмы это неслыханная удача.
– Значит, мы сможем поговорить с Торном?! – воскликнула Офелия, у которой от волнения сжалось сердце.
Тетушка Розелина посмотрела на нее с легким испугом, но промолчала.
Арчибальд слегка усмехнулся и покачал головой.
– Вы – нет. Госпожа Фрида согласилась оказать эту услугу только мне. Но я постараюсь максимально использовать свои пять минут, – пообещал он, стараясь сохранять серьезность. – Если Торн напишет записку, обязуюсь передать ее вам.
– Скажите ему, что мы его не бросим, – шепнула Офелия, сжав руку Арчибальда. – Это так благородно с вашей стороны! Торн это оценит.
Арчибальд недоуменно поднял брови. В его глазах вспыхнули искорки – такие же, как в бокале с шампанским, на мгновение превратив его в прежнего Арчибальда, – но тут же потухли.
– Торн оценит? – повторил он. – До сих пор я даже не думал, что два таких слова можно ставить рядом. Давайте развеем все недоразумения: я стараюсь не ради него. Я в долгу перед вами, Офелия, а я этого терпеть не могу. Гораздо приятнее самому иметь должников.
С тех пор как Арчибальд пришел в себя, они с Офелией редко беседовали. Девушка догадывалась, что ему стыдно. О своем пребывании в «Иллюзионе» он сохранил лишь смутные воспоминания, похожие на бред. Последний раз он имел дело с бароном Мельхиором в Лунном Свете, когда украл у него часы. Арчибальд смотрел на барона как на следующую жертву Матушки Хильдегард, ошибочно считая ее виновницей всех исчезновений. И решил использовать часы втайне от всех – в полной уверенности, что они приведут его к Хильдегард. Он надеялся, что при встрече сможет уговорить ее разрешить эту ситуацию тихо и мирно. А теперь расплачивался за свое заблуждение.
– Последний этаж! – объявил грум, открывая золоченую решетку лифта. – Личные апартаменты монсеньора Фарука. Входить разрешено только мадемуазель.
Тетушка Розелина придержала Офелию за плечо.
– Я ошиблась, ты уже не ребенок… Иди, – прибавила она сурово, – и покажи господину Фаруку, на что способна девушка с Анимы.
Как ни тяжело было Офелии, но она не смогла сдержать улыбку.
– Можете быть спокойны, тетушка.
Она шагнула на мраморный пол приемной.
Грум задвинул решетку, и лифт поплыл вниз, унося с собой Арчибальда, поднявшего бокал в честь Офелии, и тетушку Розелину, которая ободряюще махала ей рукой.
Девушка впервые оказалась на последнем этаже башни. Войдя в покои Фарука, она ожидала увидеть сочетание комфорта и экстравагантности. Однако приемная оказалась пустой, прохладной комнатой с высоким потолком; единственным ее украшением служила огромная золотая дверь. Поскольку здесь не было никого, кто мог бы объявить о ее приходе, а Офелия не хотела ждать, она сама открыла дверь и вошла.