Тайны Поместья Торн

Это оказалось преуменьшением. Только долгий опыт общения с гримуарами не позволил ей выронить книгу, когда она оказалась в ее руках. Обложка была покрыта пятнами зеленовато-белой плесени, и от нее сильно пахло свернувшимся молоком. Осторожно перевернув книгу, она замерла.

— Ты не поверишь, кто это написал.

— Бальтасар?

— Хуже, — заявила она. Она перевернула гримуар так, чтобы он мог видеть имя, начертанное на корешке:

КЛОТИЛЬДА ТОРН

ЧЕТЫРЕ

НЕ ЭЛИЗАБЕТ УЕДИНИЛАСЬ на следующий день в южной гостиной, окруженная баночками с притираниями, тониками и порошками. Белая моль была наиболее заразной во время лечения, когда грибок высыхал и начинал выделять споры, и в этот момент пораженный гримуар нельзя было подпускать близко к кабинету Натаниэля. Натаниэль гордился тем, что ей удалось добиться прогресса в работе с его коллекцией: хотя он хорошо относился к своим гримуарам, они неизбежно портились после многих лет, проведенных без прикосновения библиотекаря. Некоторые из них стали слишком угрюмыми или подавленными, чтобы их открывать. Один из них страдал от недиагностированной аллергии на пигменты в переплете своего соседа, из-за чего он часто чихал, разбрызгивая по кабинету капли чернил, а у другого образовалась сочащаяся рана от трения о шершавое место на полке.

Она все еще не решила, чем именно хочет заниматься в будущем, но после нескольких недель занятий в зале консервации Королевской библиотеки обнаружила, что разделяет многие взгляды консерваторов — очкастых библиотекарей в фартуках, которым поручалось восстанавливать состарившиеся гримуары и выхаживать больные тома. Консерваторы часто враждовали с надзирателями — те превыше всего ценили благополучие гримуаров, а надзиратели могли быть чересчур воинственны в своей обязанности защищать человеческие жизни от опасных книг. Половина разговоров на семинаре сводилась к критике методов сдерживания, которые надзиратели выбрали для нового Шестого класса в архивах, или к тому, как они перенесли гримуар повышенной секретности из одной библиотеки в другую, полностью проигнорировав рекомендации консерваторов. По мнению надзирателей, создание более комфортных условий для гримуара не стоило даже незначительного увеличения риска того, что он может вырваться на свободу и причинить вред гражданскому лицу.

Элизабет многому научилась на уроках, и, увидев, что она умеет делать с гримуарами, отдел отчаянно пытался ее удержать. Однако она с чувством вины понимала, что не хочет навсегда присоединиться к консерваторам. Она не могла представить себе, что всю жизнь будет сидеть в мастерской, вечно пахнуть мазью Корешковая Лихорадка и никогда не возьмет в руки меч.

Если бы только был вариант посередине — что-то среднее между надзирателем и хранителем. Она чувствовала, что может изменить ситуацию к лучшему: если бы у нее был шанс, она смогла бы найти способ в равной степени защищать и людей, и книги.

Не забывайте, что Духовенство тоже может измениться. Просто для этого нужны правильные люди. Именно это сказала ей два месяца назад госпожа Вик — теперь директор Вик, после отставки Мариуса.

Она все еще пыталась найти ответ. А пока у нее было много других забот.

Наконец гримуар выпустил облако светящихся зеленых спор, настолько ядовитых, что любой, кто их вдохнет, впадет в зачарованную кому на несколько дней. Элизабет, засунув в одолженную пару очков и обработанный химикатами шарф, решила не проверять теорию о том, что ее магическая устойчивость может дать ей некоторый иммунитет. Времени не было — по словам Сайласа, Среднезимний Бал должен был состояться только через неделю. К тому же она обещала Катрин не проводить никаких экспериментов без нее.

По мере того как пятна плесени отступали, белая корочка отслаивалась, как перхоть, обнажая участки бугристой, воспаленной кожи, под которой наконец-то обнаружилось название: Том XXVI. Гримуару должно было стать лучше. Однако запах свернувшегося молока остался, и, как Элизабет ни старалась, она не могла заставить его открыть.

Она пробовала уговаривать, говорить комплименты, даже однажды, решительно скривив лицо, попробовала сделать массаж. Но том XXVI упрямо закрывался, как сжимающийся рот, отказывающийся от ложки.

Она не собиралась поддаваться отчаянию. Как бы ни была обречена на неудачу эта задача, она открыла для себя нечто удивительное еще в комнате монументов: тетя Клотильда была колдуньей.

— Та самая тетя, от гобелена которой ты все время пытаешься избавиться? — с сомнением спросила Мёрси, наблюдая за тем, как Элизабет аккуратно наносит кожаную полировку на обложку тома XXVI, склонившись над письменным столом Натаниэля среди вороха бумаг и сверкающих бронзовых и стеклянных инструментов.

— Моя двоюродная бабушка, технически, — поправил он, помешивая в котелке на огне. — И я не пытаюсь от нее избавиться — я пытаюсь ее уничтожить. Она наложила на него заклятие, которое не позволяет никому снять его со стены. Однажды я пыталась поджечь его, но, как вы понимаете…