Признание несамостоятельности, несамобытности есть признание бесталанности, безвольности и беспомощности России и русского народа, с одновременным отказом и от собственных попыток творить что-либо самостоятельно и самобытно. Эта творческая беспомощность наших демократов ведет к личной подражательности, каковую мы видим на протяжении XIX—XX веков. Мыслитель-демократ — это всегда критик, ниспровергатель. «Освободительное мышление» не дало ни одного крупного мыслителя, но зато штамповало легионы средней руки подражателей, «просветителей» в духе западных новомодных политических и других учений. Отсюда всегдашняя бесхребетность большинства нашей «мыслящей» интеллигенции, готовой легко принимать в себя западные убеждения и с такой же легкостью расставаться с ними при новом идейном дуновении со стороны «страны великих чудес» (западного мира).
Подражатель всегда сомневается в том, что какая-то личность одна может быть права, его взгляд устремлен на массу, на то, чтобы узнать, за каким мнением стоит большинство, сила, и лишь тогда присоединиться к нему. При этом не нужны ни долгие размышления, ни душевные и умственные мучения, что является необходимостью при творчестве. Здесь слабая личность выбирает наиболее легкий путь — подражания; путь, не требующий подвига; здесь корни демократии — все усредняющей, всех понижающей и всех расслабляющей.
Самобытность же требует личности. Быть самобытным — это поступок, заставляющий усиленно работать все человеческие силы. Из самобытности рождается и единоличная власть; власть, желающая творческого и героического самостоятельного действия…
«Монархическое начало есть действительное творческое начало государства и цивилизации. Республиканские формы государственной жизни представляют собою нечто несамостоятельное, производное, растущее из элементов, вырабатываемых началом единодержавия. Только под господством монархического начала, как под знаменем единства, вырастает та дисциплина и сила сцепления, которые необходимы для республик и которые одни могут из кучи песчинок, не связанных элементов — особей и мелких групп, создать стройное здание государства»
{144}.В чем же состоит особенность самодержавной власти?
Одну из ее базовых особенностей подметил юрист Николай Алексеевич Захаров. «С одной стороны, — писал он, — ее можно понимать, как основное свойство нашей верховной объединенной государственной власти, а с другой — как власть непосредственного волеизъявления, установленную в общих своих чертах в Основных Законах и неограниченную в этой сфере применения или вовсе не упоминаемую, но могущую проявить себя в экстраординарную минуту жизни государства»
{145}.Как власть «непосредственного волеизъявления», самодержавие не может быть подвергнуто точному юридическому определению, четкому конституциированию. Мы можем дать лишь описательную характеристику самодержавной власти, которая есть власть «учредительная, умеряющая, последнего решения и внешнего индивидуального олицетворения государственной воли»
{146}.Самобытность верховной власти в России — это, быть может, одна из наиболее ярких областей самобытности русского духа. Самобытность самодержавия прежде всего в том, что оно родилось и росло вместе с рождением и ростом самой русской нации. А значит, оно плоть от плоти русского народа, включает в себя все религиозные, психологические, бытовые и культурные стереотипы русского мышления, психологии, веры и вкусов.
«Царская власть развивалась вместе с Россией, вместе с Россией решала спор между аристократией и демократией, между православием и инославием, вместе с Россией была унижена татарским игом, вместе с Россией была раздроблена уделами, вместе с Россией объединяла страну, достигла национальной независимости, а затем начала покорять и чужеземные царства, вместе с Россией сознала, что Москва — третий Рим, последнее и окончательное всемирное государство. Царская власть — это как бы воплощенная душа нации, отдавшая свои судьбы Божьей воле. Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее нации»
{147}.Особое значение царя, значение его власти в смысле всемирном, безусловно, определяется тем, что он является не только державным вождем русского народа, но и блюстителем и покровителем всей православной церкви: роль, каковую он получил от своих царственных предков через посредство православных императоров Рима и Византии. Это роль всемирно-историческая. «Вот где тайна той глубокой особенности, — считает Л.А. Тихомиров, — которою Россия отличается среди других народов мира»
{148}.