Тайны русской империи

А между тем попыток опубликовать се было немало. Так, великий А.С. Пушкин хотел напечатать ее в своем «Современнике» и, предваряя это событие, представлял сочинение читателям журнала как «красноречивые страницы», писанные «со всею искренностию прекрасной души, со всею смелостию убеждения сильного и глубокого»^{59}.

В 1861 году записка вышла в Берлине. В 1870 году журнал «Русский архив» попытался напечатать записку на своих страницах, по цензура вырезала те страницы в журнале, где был текст Н.М. Карамзина.

В 1900 году А.Н. Пыпин в своем третьем издании «Исторических очерков общественного движения в России при Александре I» смог опубликовать записку в разделе «Приложений»…

«Именно Карамзин, — как точно выразился о смысле записки один советский исследователь, — первым заметил, что прививка европейской администрации к русскому самодержавию порождает раковую опухоль бюрократизма»^{60}

.

Именно Н.М. Карамзин был тем компетентным критиком, знающим историю нашего государства и его политические болезни, которые позволяли ему трезво анализировать пути русской государственности.

Он писал: «Здесь три генерала стерегут туфли Петра Великого; там один человек берет из 5 мест жалование; всякому — столовые деньги… Непрестанно на государственное иждивение ездят инспекторы, сенаторы, чиновники, не делая ни малейшей пользы своими объездами… Надобно бояться всяких новых штатов, уменьшить число тунеядцев на жаловании».

О Петре I Н.М. Карамзин писал (надо подчеркнуть, что писано это в 1811 году): «Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться гораздо более, когда бы нашел способ просветить умы Россиян без вреда для их гражданских добродетелей», то есть, продолжал он, «русская одежда, пища, борода не мешали заведению школ. Два государства могут стоять на одной степени гражданского просвещения, имея нравы различные… Народ в первоначальном завете с Венценосцами сказал им: “блюдите нашу безопасность вне и внутри, наказывайте злодеев, жертвуйте частью для спасения целого”, — но не сказал: “противуборствуйте нашим невинным склонностям и вкусам в домашней жизни”, и еще: “Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Петр”»^{61}.

Н.М. Карамзин первым серьезно и глубоко поставил вопрос о самодержавии как о «палладиуме России». В связи с этим он обстоятельно освещал остро дебатировавшийся в те свободолюбивые времена вопрос о том, кто выше — закон или государь:

«Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава ее, она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы. Что кроме единовластия неограниченного может в сей махине производить единство действия? Если бы Александр, вдохновенный великодушною ненавистью к злоупотреблениям самодержавия, взял перо для предписания себе иных законов, кроме Божиих и совести, то истинный гражданин Российский дерзнул бы остановить его руку и сказать: “Государь! ты преступаешь границы своей власти: наученная долговременными бедствиями, Россия пред Святым Алтарем вручила Самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно. Сей завет есть основание Твоей власти, иной не имеешь; можешь все, но не можешь законно ограничить ее!..” Но вообразим, что Александр предписал бы Монаршей власти какой-нибудь Устав, основанный на правилах общей пользы, и скрепил бы оный святостию клятвы. Сия клятва без иных способов, которые все или невозможны, или опасны для России, будет ли уздою для преемников Александровых? Нет, оставим мудрствования ученические и скажем, что наш Государь имеет только один верный способ обуздать своих наследников в злоупотреблениях власти: да царствует добродетельно! да приучит подданных ко благу! Тогда родятся обычаи спасительные; правила, мысли народные, которые лучше всех бренных форм удержат будущих Государей в пределах законной власти; чем? страхом возбудить всеобщую ненависть в случае противной системы царствования»^{62}.

Одним из первых он выступил против министерской бюрократии. «Выходило, — пишет он, — что Россиею управляли министры, то есть каждый из них по своей части мог творить и разрушать». Он выступал за Сенат, против министерств и Государственного Совета. Главным образом против ограничения верховной власти Государя этими бюрократическими инстанциями.

«Россия же существует, — негодует Н.М. Карамзин, — около 1000 лет и не в образе дикой Орды, но в виде государства великого, а нам все твердят о новых образованиях, о новых уставах, как будто бы мы недавно вышли из темных лесов американских! Требуем более мудрости хранительной, нежели творческой»^{63}.