Тайны смутных эпох

Кишеть на всех путях, вползать сквозь все затворы,Менять все облики, все масти, все оттенки,Быть торгашом, попом и офицером,То русским, то германцем, то евреем,При всех режимах быть неистребимым,

Всепроникающим, всеядным, вездесущим,Жонглировать то совестью, то ситцем,То спичками, то родиной, то мылом,Творить известия и зажигать пожары,Бунты и паники; одним прикосновеньемУдорожать в четыре, в сорок, во сто,

Пускать под небо цены, как ракеты…Пресуществлять за трапезой вино и хлебМильонами пудов и тысячами бочек —В озера крови, в груды смрадной плоти;В два года распродать империю,

Замызгать, заплевать, загадить, опозорить,Кишеть как червь в ее разверстом теле…

Устремления таких людей были подавлены после Гражданской войны благодаря установлению жестокой диктатуры партии большевиков. И хотя в самой партии копошилось немало паразитических элементов, они вынуждены были подчиняться суровой партийной дисциплине. Им приходилось юлить, притворяться, приспосабливаться, и от этого они становились едва ли не самыми убежденными, хотя и скрытными, врагами советской власти.

Второй революционный период «горби-ельцинизма» был сравнительно мирным, почти бескровным, сам по себе не сопровождавшийся миллионами жертв и разрухой. Однако последствия его оказались губительными для общества. Потому что в стране власть захватили казнокрады, предатели, спекулянты, воры в законе и вне закона, мошенники от финансов и от поли ти ки…

Все это осуществлялось под дымовыми завесами борьбы за свободу предпринимательства и прессы, за права человека, гуманистические идеалы и цивилизованное государство. Возникло государство, построенное на лжи, все устои которого разъе дены лжой, как ржой. Честные предприниматели оказались банкротами, пресса – продажной, народ – бесправным, государство – криминальным. И это – не эмоциональные характеристики. Каждую из них можно подтвердить огромным множеством фактов.

…Вспоминается 22 августа 1991 года, бурное ликование московской интеллигенции по случаю победы ельцинистов (ельциников?). Были радостные митинги и демонстрации по случаю свершившейся бескровной революции.

«Нестреляет, незвонит, нецарствует». Карикатура Д. Моора. Февраль 1917 г.

Один из авторов этой книги в утро того дня оказался свидетелем символического эпизода: в одну из частных лавочек вошел молодой человек и громко сказал скучавшей продавщице: «Мы победили!» Действительно, они победили.

«Между тем обреченная на гибель русская интеллигенция торжествовала Революцию, как свершение всех своих исторических чаяний. Происходило трагическое недоразумение: вестника гибели встречали цветами и плясками, принимая его за избавителя. Русское общество, уже много десятилетий жившее ожиданием революции, приняло внешние признаки… за сущность события и радовалось симптомам гангрены, считая их предвестниками исцеления. Эти месяцы были вопиющим и трагическим противоречием между всеобщим ликованием и трагической действительностью. Все дифирамбы в честь свободы и демократии – все митинговые речи и газетные статьи того времени – были нестерпимою ложью…»

Это уже выдержка из записей М. Волошина, относящихся приблизительно к началу 1918 года. И в те давние, и в недавние времена наименее понятливой частью общества оказалась интеллигенция. Она привыкла питаться иллюзиями, заниматься самообманом, при этом не забывая прислуживать имущим власть и капиталы. В первом случае (февраль 1917-го) внешними признаками, ее обманувшими, Волошин назвал такие: «падение династии, отречение, провозглашение республики». Во втором (август 1991-го) это были: падение господства КПСС, свержение правительства СССР, арест членов ГКЧП. Хотя фактически произошел развал СССР, а к власти пришли демагоги, казнокрады и дельцы теневой экономики, – буржуазные элементы в верхах КПСС и вне ее.

Впрочем, эти два смутных периода более обстоятельно проанализированы в отдельных главах. Однако приходится помнить, что и тем и другим событиям посвящено огромное количество разнообразной литературы: от свидетельств очевидцев и хроник до аналитических исследований. Мы не можем претендовать на более или менее полный обзор и обобщение всех этих чрезвычайно разнородных и преимущественно субъективных сведений.

ПРЕДРЕВОЛЮЦИЯ