– И пока ты там, проверь, не оставила ли я открытым окно, иначе мы зажаримся на обратном пути.
Бронвен метнула на меня вопросительный взгляд, говоривший: «Что-то происходит, ты расскажешь мне позже, да?» Я кивнула в ответ на немой вопрос не потому, что имела хоть какое-то намерение просвещать ее, а просто чтобы избавиться от нее. Я подождала, пока она скроется за углом дома, прежде чем посмотреть на Луэллу.
– Хоб был в доме несколько раз, – сообщила я ей. – Он и его брат привели в порядок сад. Сегодня утром он спрашивал о вас и просил передать привет.
– Понятно.
Луэлла отрезала ломтик чизкейка. Пальцы у нее не дрожали, только движения сделались неровными, словно разом исчезла вся грациозность. Не спрашивая, она неловко шмякнула этот кусок на мою тарелку и отрезала другой себе. Отломила кусочек вилкой, поднесла ко рту. Прожевала механически, проглотила.
– Как он? – натянуто спросила она.
– Нормально. – Это было смешно. – Луэлла, с вами все в порядке?
– Не совсем.
Я вздохнула.
– Мы опять это сделали, да?
Луэлла гоняла свой кусок пирога по тарелке.
– Этого, видимо, следовало ожидать. Это так ошеломляет, у меня так давно не было никакой компании. Столько лет прошло, и тем не менее я обнаруживаю, что воспоминания несутся все быстрее и быстрее, и иногда я не могу их контролировать. Вы не виноваты, Одри. Но вы должны меня простить. Видеть вас и Бронвен так же чудесно, как и… Что ж, думаю, вы догадываетесь, что я не настолько хорошо подготовлена к волнениям.
– Учитывая обстоятельства, – тихо проговорила я, – мне кажется, вы справляетесь великолепно.
Она посмотрела на меня повлажневшими, расширившимися глазами.
– Тони рассказывал, что произошло между его отцом и Хобом Миллером?
– Я знаю, что у них была ссора.
Она кивнула.
– Это случилось примерно за неделю до того, как мы потеряли Гленду. У нас с Кливом вышла безобразная ссора. Он вылетел из дома, увез куда-то детей на машине. Только много позже я узнала, что он поехал к Миллерам. – Она помолчала, уставившись на крошки у себя на тарелке, словно пытаясь найти среди них правильные слова. Вздохнула. – Произошла драка. Хоб был ранен.
– Именно тогда он потерял глаз?
– Да. Потом Клив признался, что у него было нечто вроде припадка, что он потерял голову и хотел наказать меня за нашу ссору. Сюда приезжала полиция, Кливу предъявили обвинение и назначили дату судебного слушания. Только Клив до слушания не дошел, он исчез за неделю до него. Должно быть, случился новый припадок, потому что… Ну я так понимаю, вы знаете о том, что его машину нашли в запруде?
Я кивнула.
Лицо Луэллы стало каким-то измятым, щеки побледнели.
– Поэтому теперь я невольно думаю, не держит ли до сих пор Хоб, после стольких лет, зла на Клива – и на меня – за случившееся?
Ее упоминание о зле заставило меня снова подумать о возможной причастности Хоба к несчастному случаю с Глендой. Но я также помнила проблеск надежды, мелькнувший на его лице сегодня утром.
– Луэлла, я уверена, что не держит.
Она как будто не слышала, уйдя в какие-то свои мысли. С переднего двора донесся голос Бронвен, которая звала Граффи. В тишине ее голос показался странным и бестелесным, как воркование лесного голубя.
Вскоре после этого мы уехали.
Когда мы стояли перед домом, прощаясь, Луэлла пригласила нас к себе на следующую субботу. Бронвен с сожалением напомнила ей, что будет в школьном лагере, но мы сможем приехать в следующие выходные, если она не против.
Луэлла одобрительно кивнула, но я видела ее напряженное лицо и сгорбленные плечи. Она обняла Бронвен, схватив в охапку, потом изумила меня поцелуем в щеку.
– Спасибо, – прошептала она, затем, прежде чем я успела спросить, за что она меня благодарит, Луэлла открыла калитку и проводила нас до обочины, где мерцала на солнце моя темно-красная «Селика».
Пока мы отъезжали, Бронвен сидела подавленная.
– Мама, – сказала она, когда мы свернули за угол и оставили позади Уильям-роуд, – ба очень одинока, да?
– Думаю, да, Брон.
– Значит, хорошо, что у нее есть мы, да?
– Хорошо, – согласилась я, изо всех сил улыбаясь.
Но по пути до Торнвуда мрачное настроение возобладало.
Что-то в Луэлле возбуждало во мне сильное желание ее защитить, подобное желание я испытывала только к Бронвен. И в то же время она олицетворяла мрачную сторону прошлого Тони, прошлого, из которого мы с Бронвен – до сего времени – были исключены. Возможно, моя тоска по семье и нормальной жизни для Бронвен повлияли на мою рассудительность отрицательно, заставили принять поспешное решение. А возможно, я стала жертвой собственного любопытства. Все равно по какой причине, но я чувствовала, что совершенно не справляюсь.
Луэлла была малознакомым солнцем, вокруг которого вращались все остальные таинственные планеты: Айлиш и Сэмюэл, Гленда, Тони и Клив. Даже Хоб. Она находилась в центре семейной истории, которая становилась все более ужасной… и делалась для меня непосильной. Я хотела безопасного убежища и верила, что найду его в Торнвуде, но он, оказывается, был минным полем трагедии, обмана и горя, и, возможно, даже убийства.