Тайны твоего сердца

И выбрали неправильно, да. Это сразу стало понятно, потому как раздался всеобщий почти вздох — то есть шелест от встрепенувшихся масок — а потом на нас обрушилась обезумевшая стая "птиц". Или кем они себя считали? Не знаю, у меня в тот момент не было времени думать — я верещала, взвизгивала, бегала кругами и пыталась отбиться руками от порождений нездоровой драконьей энергии.

А маски сходили с ума.

Налетали, били сверху и снизу, старательно липли к лицу, трепыхали своими краями, и, похоже, всерьез собирались удушить нас обоих.

Евор, надо сказать, был хорош в попытке защитить и меня, и себя. Как только первый шок прошел. Но ему надо было еще побыть немного Гарри Поттером и добыть таки в матче квиддича неуловимый снитч. И примерить нужный ключ на себя с помощью заклинания — иначе маску не унести, если верить туманным инструкциям.

— Пробуй ту, самую простую! Белую! — вопила я и уворачивалась от очередной безумицы.

Может пшена этой дичи насыпать где-нибудь? Пожрут и успокоятся…

— А может та, с драгоценностями? — предлагала я, отбиваясь сразу от нескольких случайно найденной палкой — похоже, это когда-то было ножкой стула и уже служило оружием, — Или вот эта! Которая на языки пламени похожа!

Но маг в этот момент как-то высоко подпрыгнул, извернулся и схватил откровенно мерзкую маску. Будто сделанную из кожи рептилии… или дракона. Отвратительную…

Прижал ее к лицу…

И в следующее мгновение все прочие рухнули на пол.

— Почему? — уставилась я на мужчину.

— Мы всегда прикрываемся от чего-то неприятного ровно таким же. Хотя нам и кажется, что мы воины в сверкающих доспехах против тварей.

Я поняла его.

Я вообще многое поняла за последнее время. По иному стала смотреть на вещи. Стала иной. Столько раз умирать и возрождаться — пусть даже только внутри себя — меняет.

“Если упавшее в в землю семя не умрет — останется одно. А умрет — принесет много плодов”.

Чтобы стать пшеничным колосом, зерно перестает быть зерном, оно должно погибнуть. А его оболочка — быть разрушена ростком. Так и я ростком пробилась в новый мир. И теперь планировала расти в нем и расцветать. Хоть многое вокруг оставалось пугающим… А кое-что, что прежде могло навести на меня ужас, теперь было просто… Было. Вроде седьмого ключа, который пришлось из пламени доставать. “Огниво, дающее дракону достаточно ярости, чтобы искрами долететь до самой большой высоты”.

Шагнуть в огонь, пройтись по горящим углям, сунуть руку в неизведанный жар?

Ха.

Тем более что делала это не я.

Но легкость эта, видимо, была дана нам для контраста. Потому что с восьмым ключом пришлось повозиться. И это сразу было понятно: неведомый составитель плана назвал его просто “Ключ” и изобразил… как обыкновенный ключ. Хотя главная сложность заключалась совсем в другом.

Потому что ни одно волшебство, ключи, испытания и проверки на прочность не бывают настолько же сложны, как человеческие чувства и решения.

Ключ от всех дверей

Мне с ним восхитительно. С Евором.

Горячо, сладко, нежно, звонко, любопытно, нервно, вкусно.

Я тону в его глазах и поцелуях, я взлетаю вместе с ним в удовольствии, я ревную к его непонятному прошлому, мечтаю о совместном будущем, я дышу его мыслями и впитываю до молекулы редкие улыбки, знаю на вкус каждую родинку на его теле…

Я очень долго прячу от самой себя, а потом резко осознаю и принимаю.

Люблю.

Потому что он для меня тот, кого я хочу разгадывать до конца своей жизни. Идти за ним, рядом с ним, ради него на пределе своих возможностей. Потому что счастлива в его теплых ладонях и в том ощущении, как он смотрит на меня, когда думает, что я не вижу. Потому что точно знаю, что его учащенное от возбуждения дыхание — лучшая музыка на свете, и взгляд, когда он нависает надо мной, когда двигается во мне — лучшая картина…

Когда-то я думала, что любила. Влюблена.

Когда-то это может и было так.

Но разница огромна.

Потому что тогда я сотню раз взвешивала слова и перебирала мысли, считала — сколько он мне букетов подарил? Достаточно, чтобы влюбиться? А руки подал? А оплатил счетов? Думала и выбирала момент, когда признаться — и “точно только после того, как он мне скажет это”.

Огромная разница, да. И сейчас я, в следующую секунду после того, как даю прорвавшей плотину реке затопить меня, заставить сердце неистово биться в груди, а тело покрыться мурашками, выдыхаю со всей искренностью:

— Я люблю тебя…

И оплетаю его обнаженное тело руками и ногами еще крепче, приподнимаюсь и втягиваю его губы, почти сознание теряю, потому что, оказывается, когда ты отдаешь так много, всего себя, когда открываешься до полной уязвимости, ты получаешь столько, что можешь захлебнуться…

Евор замирает от моих слов. Его дыхание сбивается, а плечи каменеют, но потом он весь превращается в неукротимый, неостановимый огонь, который практически сжигает нас… а потом греет до самого утра, вперемешку с сонными поглаживаниями и хриплым дыханием.

Он не признался в эту ночь.

Но у меня не было печали по этому поводу.