Тайны Удольфского замка. Том 1

Эмилия покраснела и улыбнулась; г-жа Шерон избавила ее от труда отвечать.

— Если вы говорите о господине, только что проходившем мимо, то я могу вас уверить, что он вовсе не наш знакомый — ни я, ни м-ль Сент Обер его совсем не знаем.

— О! это шевалье Валанкур, — небрежно проронил Кавиньи и оглянулся ему вслед.

— Так вы знаете его? — спросила г-жа Шерон.

— Я не знаком с ним.

— В таком случае, — заявила тетушка, — ведь не может быть известно, почему я называю его дерзким: представьте, он имеет смелость восхищаться моей племянницей!

— Если вы называете дерзким всякого, кто восхищается м-ль Сент Обер, — возразил Кавиньи, — то я боюсь, что найдется очень много таких дерзких людей; я сам готов вступить в их ряды.

— О, синьор! — молвила г-жа Шерон с натянутой улыбкой, — я вижу, вы научились говорить комплименты, с тех пор, как приехали во Францию. Но ведь это жестоко делать комплименты девочкам, — они могут принять лесть за правду.

Кавиньи отвернулся на одно мгновение, чтобы скрыть улыбку, потом проговорил с изученной ужимкой:

— Кому же тогда вы прикажете преподносить комплименты, сударыня? — ведь было бы нелепо делать их женщинам опытным и с тонким пониманием: такие женщины выше всяких похвал.

Проговорив эту фразу, он украдкой бросил Эмилии лукавый, смеющийся взгляд. Она прекрасно поняла смысл его и покраснела за тетку. Но та отвечала как ни в чем не бывало:

— Ваша правда, синьор; никакая разумная женщина не потерпит комплиментов.

— Я слыхал от синьора Монтони, — возразил Кавиньи, — что он знает только одну женщину на свете, которая заслуживает комплименты.

— Вот как! — воскликнула г-жа Шерон, с улыбкой невыразимого самодовольства, — кто же эта женщина?

— О, — отвечал Кавиньи, — ее трудно не узнать: кроме нее наверное нет на свете другой женщины, которая, хотя и заслуживает комплименты, но настолько умна, что отвергает их: большинство дам поступают как раз наоборот.

Он опять взглянул на Эмилию; та еще больше покраснела за тетку и с досадой отвернулась от дерзкого итальянца.

— Прекрасно сказано, синьор! — воскликнула г-жа Шерон, — да вы настоящий француз: право, иностранцы редко бывают так галантны.

— Благодарю вас, сударыня, — молвил Кавиньи с низким поклоном. — Однако галантность моего комплимента пропала бы даром, если б не остроумие, с каким он был истолкован.

Госпожа Шерон не поняла значения этой слишком сатирической фразы, а потому не испытала той обиды, какую почувствовала за нее Эмилия.

— О, вот и синьор Монтони идет сюда, — проговорила тетка, — постойте, я расскажу ему про все любезности, которые вы наговорили мне сегодня.

Однако в эту минуту синьор Монтони повернул в другую аллею.

— Скажите, кем это ваш друг так занят весь вечер? — спросила г-жа Шерон, огорчившись не на шутку. — Я даже не виделась с ним сегодня.

— У него важное свидание с маркизом Ла Ривьер, — объяснил Кавиньи, — и это задержало его до сей минуты, иначе он уже давно бы имел честь представиться вам, сударыня, он даже поручил мне передать вам это. Но, право, не знаю, что со мною делается: разговор с вами так очарователен, что я потерял память и по рассеянности не передал вам извинений моего друга.

— Эти извинения имели бы больше цены, если бы ваш друг представил их сам, — заметила госпожа Шерон, более обиженная небрежностью Монтони, чем польщенная комплиментами Кавиньи.

Ее неудовольствие в эту минуту и последний разговор с Кавиньи возбудили некоторые подозрения у Эмилии, но хотя они подтверждались и другими подробностями, замеченными ею раньше, она все-таки считала свои догадки нелепыми. Ей показалось, что синьор Монтони имеет серьезные намерения относительно ее тетки и что та не только принимает эти ухаживания, но ревниво ставит в строку все признаки невнимания с его стороны. Чтобы г-жа Шерон в ее годы согласилась вторично выйти замуж, казалось ей смешным, хотя, принимая во внимание тщеславие тетки, это было и возможно; но что Монтони с его изящным вкусом, с его наружностью и притязательностью избрал именно г-жу Шерон, — это представлялось Эмилии просто непонятным. Мысли ее, однако, недолго останавливались на этом предмете; ее занимали интересы более ей близкие, ей представлялся то Валанкур, отвергнутый ее теткой, то Валанкур, танцующий на балу с веселой и красивой дамой, и эти мысли поочередно терзали ее сердце. Идя по саду, она робко озиралась, не то боясь, не то мечтая встретить его в толпе; и по разочарованию, испытанному ею, когда она не встретила его, она могла убедиться, что ее надежды были сильнее ее страха.

Монтони вскоре присоединился к компании; он что-то пробормотал о том, что его задержали и выразил сожаление, что не мог раньше подойти к госпоже Шерон; а она, выслушав эти извинения с видом капризной девочки, отвернулась к Кавиньи, лукаво поглядывавшему на Монтони, как будто желая сказать:

— Так и быть, я пожалуй и не воспользуюсь победой над вами. Но только смотрите в оба, синьор! ведь мне недолго и похитить ваше сокровище.