Тайны Удольфского замка. Том 2

— О, синьора, — возразила Маделина, не поняв причины удивления Эмилии, — никто не верит в эти вещи, но в наших старинных песнях о них говорится; и даже в наших играх и хороводах мы поем о нимфах и бросаем гирлянды в море,

Эмилия с детства привыкла смотреть на Флоренцию, ках на центр литературы и изящных искусств; но чтобы склонность к классической древности проникла в среду крестьян края, — это приводило ее в удивление и восторг. Аркадский тип девушек привлек также ее внимание. Одежда их состояла из коротенькой, пышной юбки светло-зеленого цвета, с лифом из белого шелка, широкие рукава были подобраны на плечах лентами и букетиками цветов. Волосы их, падавшие завитками на шею, также были украшены цветами, а маленькая соломенная шляпа, надетая немного назад и набекрень, придавала всей фигуре какой-то задорный, веселый вид.

Когда пение окончилось, некоторые из девушек подошли к Эмилии, пригласили ее присесть в их кружок и угостили ее и Маделину, которую знали, виноградом и фигами.

Эмилия поблагодарила их за ласку; ей понравилась простота и грация их обращения, очевидно, свойственная им от природы, и когда вскоре после того подошел Бертран и стал звать ее домой, один из крестьян, протягивая плетенку, предложил ему выпить. Перед таким искушением Бертран редко когда мог устоять.

— Пусть бы и барышня потанцевала с девушками, — предложил крестьянин, — пока мы с тобой осушим эту фляжку. Сейчас начнутся пляски. Ну, парни, налаживайте свои тамбурины и дудки!

Заиграли веселый плясовой мотив; крестьяне помоложе установились в кружок, к которому Эмилия охотно примкнула бы, если б ее душевное настроение более гармонировало с их весельем, Маделина, однако, пошла танцевать, а Эмилия, глядя на счастливую группу, позабыла на время о своих собственных несчастиях. Но скоро к ней вернулась прежняя меланхолия, пока она сидела немного в стороне от всех, слушая ласкающие звуки музыки, разносимые бризом, и наблюдая серебристую луну, проливавшую свой трепетный свет на волны и на лесистые вершины деревьев, осенявшие тосканские берега.

Между тем Бертрану так пришлась по вкусу первая фляга, что он охотно приступил ко второй, и было уже довольно поздно, когда Эмилия не без опасений вернулась в хижину.

После этого вечера она часто выходила гулять с Маделиной, но не иначе как в сопровождении Бертрана; душа Эмилии стала постепенно успокаиваться, насколько позволяло ее тревожное положение. Тишина, среди которой она жила, внушала ей надежду, что она была прислана сюда не с какой-нибудь злой целью, и если б не догадка о том, что Валанкур в это самое время находится в Удольфском замке, она желала бы остаться жить в этой хижине до тех пор, пока ей не представится случай вернуться на родину. Относительно мотивов, побудивших Монтони отослать ее в Тоскану, она находилась в еще большем недоумении, чем когда-либо; точно так же она не верила, чтобы его побуждало желание оградить ее безопасность.

Прожив уже некоторое время в деревенской хижине, она вдруг вспомнила, что впопыхах торопливого отъезда из Удольфского замка она позабыла там бумаги, переданные ей покойной теткой и касающиеся ее лангедокских поместий; но хотя такая забывчивость и привела ее в некоторое беспокойство, однако у нее сохранилась надежда, что запрятанные в тайник бумаги эти не попадутся в руки Монтони.

ГЛАВА XXXIII

— Я, как палач, длил пытку понемногу,

Но вот и весть горчайшая мз всех…

Ричард II

Вернемся теперь на время в Венецию, где граф Морано томился под гнетом всяческих невзгод. Вскоре после его возвращения в этот город он был арестован по приказу сената; ему сообщили, в чем состоит его вина, но препроводили в такое место заключения, куда не мог проникнуть никто из его друзей, несмотря на усердные поиски. Кто был враг, навлекший на него это бедствие, граф никак не мог угадать; тем не менее его подозрения чаще всего останавливались на Монтони, и очевидно эти догадки были не только правдоподобны, но и вполне основательны.