Тайны уставшего города

Только модель старого пузатого паровозика, стоявшая много лет на книжной полке, напоминала о чудесном осеннем дне в сокольнической роще. И глядя на нее, я вспоминал дом с башенкой и странное имя московского бандита.

Жизнь прилично помотала меня и выбросила в журналистику. И настал день, когда в архиве я листал дело банды Сафонова Николая Михайловича по кличке «Сабан».

История — область довольно темная. Знакомясь со старыми документами, я никак не мог понять: кто же все-таки уничтожил эту опасную преступную группировку? Уголовная секция МЧК во главе с Федором Мартыновым или Московская уголовно-розыскная милиция, которой командовал бывший матрос Александр Трепалов.

Документы этих уважаемых организаций, занимавшихся борьбой с бандитизмом, были практически идентичны, словно списаны друг у друга. Как я уже говорил, в те далекие годы зародился антагонизм между сыскарями и чекистами.

Но чем внимательнее изучал я тот период криминальной истории России, тем больше убеждался, что большинство банд помогли ликвидировать криминалисты из Московской сыскной полиции, состоявшие на службе как в уголовном розыске, так и в ЧК.

В архивных материалах практически ничего не было о том, кто такой знаменитый Сабан. Только несколько фотографий, на которых запечатлен человек с бритым актерским лицом.

В воспоминаниях о знаменитом русском трагике Мамонте Дальском я прочел интересную историю. Великий артист решил сделать своей сценой всю Россию. После Февральской революции он оставил театр и подался в анархисты, постепенно скатываясь к элементарной уголовщине.

Дальский был жуир, гуляка и картежник. Постоянно держал в «Метрополе» номер, где шли бешеные кутежи и карточная игра «по-крупному».

Однажды Мамонт здорово проигрался. Он даже поставил на кон золотую лиру с бриллиантами, которую всегда носил в петлице визитки. Лиру эту преподнес ему на бенефисе известнейший нефтепромышленник Манташов.

Выиграл эту красоту Сабан. С тех пор он постоянно носил ее на пиджаке.

Начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции статский советник Филиппов в одном из докладов писал, что «Николай Сафонов (Сабан) при знакомстве пользуется визитными карточками на имя артиста Императорских театров и вообще имеет склонность к Мельпомене».

Но, судя по документам все той же сыскной полиции, Сабан, несмотря на столь возвышенное увлечение, отличался особой жестокостью при налетах.

Последний раз он загремел на десять лет каторжных работ в 1915 году. Так что, если бы не Февральская революция, звенел бы он кандалами до двадцать пятого года. Но бывший присяжный поверенный, то бишь адвокат, Александр Федорович Керенский, став министром-председателем, объявил всеобщую амнистию.

Удивительное дело. Человек, полжизни проведший в уголовных процессах, не понаслышке знавший, кто такой русский уркаган, милует своим распоряжением «заблудших детей новой России».

Вот уж воистину был прав член Временного правительства известный террорист и писатель Борис Савинков, изрекший в те месяцы русской свободы: «Морали нет, есть только красота».

По случаю того что все карательные учреждения старого режима были объявлены явлением аморальным, их ликвидировали. Более того, возмущенные толпы революционного народа громили почему-то в Гнездниковском переулке в Москве и на Офицерской в Петрограде помещения сыскной полиции и уничтожали архивы.

По словам начальника московского сыска Карла Маршалка, толпа громил полностью состояла из уголовников. Демократическая Россия окунулась в уголовный мрак.

У меня нет данных о количестве преступлений в период демократического пира, их просто некому было учитывать, но судя по тому, что в подъездах доходных домов сидела охрана из жильцов, вооруженная охотничьими ружьями, криминальная обстановка в России была очень серьезной.

Когда я читаю документы о преступности в первой российской демократической республике, то в который раз удивляюсь, как это все экстраполируется на наши дни — период второго русского демократического государства.

Но вернемся в Россию тех славных лет. Николай Сафонов, он же Сабан, стал одним из тех, кого новая власть выпустила на свободу.

По мнению Керенского, все обретшие волю жиганы немедленно вольются в ряды армии для защиты революции от немецкого империализма.

Но никто из российских домушников, конокрадов, карманников, фармазонщиков и налетчиков не явился на призывной пункт, да и какой дурак пойдет кормить вшей в окопы, когда новая власть создала все условия для разбойной жизни.

На Хитровке, в знаменитом трактире «Каторга», даже состоялся митинг, на котором московское ворье полностью поддержало правительство демократической России.

Но вот наступил день, когда на съезде Советов в Смольном Владимир Ульянов (Ленин) всенародно провозгласил:

«Социалистическая революция, о необходимости которой так часто говорили большевики, — свершилась».

Новая власть начала постепенно восстанавливать карательный аппарат. Он был еще слабым, малопрофессиональным, но уже начал противостоять преступности.