Тайны запретного императора

Но Головкин достиг своего успеха в другом месте. Через родню (его жена приходилась родственницей правительнице по матери) он сблизился с Анной Леопольдовной, став ее первым советником, бывал у нее регулярно по утрам и после обеда, подавал ей различные проекты. Он почти не скрывал своей неприязни к Остерману и, как сообщал брат Антона-Ульриха Людвиг-Эрнст прямо обвинял Остермана в намерении совершить очередной переворот и посадить на трон Антона-Ульриха [316]. Настраивали правительницу против Остермана и другие сановники. Против него был глава Синода архиепископ Амвросий (Юшкевич), который как-то говорил своему гостю советнику Темирязеву: «Я на него (Остермана.

— Е.А. ) государыни говаривал, только к нему ничто не льнет» [317]

. К тому же при дворе имел влияние клан Менгденов во главе с Юлией, который, оставаясь близким к правительнице, тем не менее не был дружен с Головкиным и боролся с вице-канцлером за влияние на Анну Леопольдовну [318]. Из-за этого противостояния придворную и правительственную жизнь постоянно лихорадило. Словом, Остерману, несмотря на его явное превосходство в знании дел, не удалось взять верх, ибо у него была довольно слабая опора — принц никак не мог совладать со своей «каприжесной» супругой, а давление Головкина и Менгденов на правительницу имело отчетливый антиостермановский оттенок.

Пройдем к колыбели младенца-императора. Задача автора более чем трудная: что рассказать о мальчике, ставшем самодержцем в возрасте двух месяцев и пяти дней и свергнутого с престола, когда ему исполнился один год три месяца и тринадцать дней? Ни многословные указы, за него подписанные другими, ни военные победы, одержанные его армией, сказать о нем ничего не могут — младенец он и есть младенец, лежит в колыбельке, спит или плачет, сосет молоко и пачкает пеленки. Подданные могли лицезреть государя всего пару раз во время больших праздников. Тогда принаряженного младенца с цепью ордена Андрея Первозванного и с голубой лентой этого ордена подносили к окну второго этажа Зимнего дворца, и он мог видеть набережную, заполненную народом. Посол Финч, часто игравший в карты с правительницей, описывал 3 февраля 1741 года, как ему удалось увидеть российского государя без официальных церемоний: «Рядом с комнатой, в которой мы играли, находятся апартаменты малютки-царя. Ему случилось крикнуть, и это дало мне повод спросить о Его величестве. Великая княгиня чрезвычайно любезно отвечала, что если я желаю взглянуть на него, она сделает мне честь и вынесет его. Так она и сделала, и я имел счастье поцеловать его руку. Без лести, это один из прелестнейших младенцев (beautiful chidren), когда-либо мною виденных. Особенно красива верхняя часть лица: замечательно красивые глаза, общий вид здоровый, как у фермерского ребенка» [319].

Сохранилась гравюра, на которой мы видим колыбель, окруженную аллегорическими фигурами Правосудия, Процветания и Науки. Прикрытый пышным одеялом, на нас сурово смотрит пухлощекий младенец. Вокруг его шейки обвита тяжеленная, как вериги, золотая цепь ордена Андрея Первозванного — едва родившись, наследник стал кавалером высшего ордена. Такова была судьба Иван Антоновича: всю свою жизнь, от первого дыхания до последнего, он провел в цепях. А французский посол маркиз де ла Шетарди удостоился в августе 1741 года даже положенной по протоколу аудиенции у годовалого императора. Единственным исключением в церемониале было то, что послу, явившемуся в указанный час во дворец, пришлось подождать полчаса, пока — редкостная ситуация в дипломатической практике — «царь проснется». «Тогда я, — продолжал свой отчет Людовику XV Шетарди, — был введен в парадную опочивальню правительницы, она держала у себя на руках царя с возложенным на него орденом (как на упомянутой гравюре. — Е.А.

). Двери опочивальни закрылись, и при аудиенции находились лишь обер-гофмаршал и барон Миних. Вид незнакомого лица нимало не смутил спокойного настроения царя, и когда по окончании своей речи я представил ему три письма, которые Ваше величество мне прислали, правительница протянула руку, которою она поддерживала этого государя спереди, и взяла письма». После этого посол имел встречу с самой правительницей [320].

Но вот, пожалуй, еще один живой документ, который дает представление о подлинной жизни маленького императора Ивана. Это — систематическая опись императорских покоев 1741 года. Пройдя через множество комнат и зал, мы попадаем в спальню Ивана. Здесь всем командовала старшая мамка царя Анна Юшкова, не отходившая от младенца ни на шаг. Ночевала она в соседней комнате, рядом жила и тщательно выбранная из множества кандидаток кормилица Екатерина Иванова со своим сыном — молочным братом Ивана, а также фрейлина Бина Менгден, сестра Юлии. Младенца, как известно, сразу после рождения отобрали у роженицы и поместили в покоях, соседствовавших с царскими. И как только императрица испустила дух, Анна Леопольдовна побежала в спальню сына и воссоединилась с ним, как ей казалось, навсегда.