Ну вот не объяснять же ему, что для того, чтобы драться, находясь в невесомости, надо уметь всего две вещи — драться, и находиться в невесомости. Я-то умел и то, и то, а вот Кайто — вряд ли. Он просто не поймёт.
— Знаешь… — я придумал, как выкрутиться. — По сути, мешок с мышцами, как выразился наш капитан, очень мало чем отличается от корабельного реактора первого класса. Он тоже очень быстро набирает критическую массу, он тоже обладает огромной инерцией. Разница только в том, что реактор надо скинуть на баржу, а мешок с мышцами желательно скинуть в какую-нибудь ближайшую стену.
Кайто, кажется, не понял. Но при этом ответ его устроил. По крайней мере, от меня он отстал.
Пиявка что-то исподтишка мне вколола раньше, чем я успел отмахнуться, и боль в боку прошла. Я даже мог нормально идти, не сгибаясь при каждом шаге. Наверняка я потом снова жестоко пожалею об этом, но сейчас было хорошо.
Мы ввалились в бар плотной толпой, распахнув двери и этим приковали к себе взгляды всех присутствующих. Даже музыка стихла.
Под взглядами посетителей бара я прошёл через весь танцпол, подошёл к охраннику, стоящему возле лестницы, ведущей к Борову, и остановился, глядя ему в глаза. Мне для этого пришлось задрать подбородок, но меня это не смущало.
— Пропусти его, — раздалось сверху, и охранник исчез с дороги раньше, чем толстяк договорил.
Я поднялся по лестнице, и Боров широко улыбнулся мне, не забывая тискать своих прокси-рабынь:
— Итак, блудный чемпион вернулся! Неужели ты всё же надумал принять моё предложение⁈
Я встал с другой стороны стола, нагнулся и поставил ладони на столешницу, глядя Борову прямо в заплывшие жиром глазки:
— Нет. Я надумал сделать тебе предложение сам.
— О-о-о! — Боров обрадовался и затряс жирными щеками. — И что же ты можешь мне предложить⁈
— Матильду.
Глаза Борова резко изменились. Из радостных и блестящих они моментально превратились в узкие злобные щёлочки. Боров поджал губы так, что из четырёх подбородков один даже исчез, и процедил:
— Это не смешно.
— Скажи честно, я похож на шутника? — проникновенно спросил я. — Нет? Я так и думал.
— Не смей называть это имя! — снова процедил Боров, и даже своих прокси отпустил. — Ты не смеешь его называть!
— Я не просто смею называть имя Матильда, — я покачал головой. — Я даже могу тебе её вернуть. И даже больше могу указать тебе на того, из-за кого она пропала.
— Ты не знаешь! — заверещал Боров, тряся жирными кулаками! — Ты врёшь! Ты не можешь этого знать!
— Предложение вынесено. — Я распрямился и посмотрел на Борова сверху-вниз. — Как примешь решение, дай знать. — И направился к лестнице, собираясь спуститься к команде.
Но не успел.
— Стой… — сипло раздалось сзади. — Поклянись, что ты правда знаешь, где Матильда! Сука, поклянись!
— Сам сука! — я спокойно обернулся. — За языком следи. Да, я знаю, где Матильда, и мне не нужно давать клятвы. Клятвы нарушают.
— Ладно… — всё тем же севшим голосом простонал Боров, и губы его подозрительно затряслись. — Что ты хочешь за эту информацию?
— Там и узнаешь, — я махнул рукой. — Сам передвигаться способен или тебя на тележке возят?
Оказалось, всё-таки на тележке. Причём антигравной, вроде той, на которых ездят-летают инвалиды, которым по тем или иным причинам нельзя ставить аугментации. Только у Борова тележка явно была модифицированная, чтобы выдержать его огромный вес, но зато и двигалась она не в пример быстрее.
Вместе с нами и Боровом отправилась пара его охранников и почти половина посетителей бара. Я не стал пытаться отговорить их — нахрена? Пусть все будут свидетелями этому. Пусть все видят, что иногда справедливость торжествует.
Мы подошли к внешнему модулю, и Боров нахмурился, что, впрочем, на его лице было почти незаметно:
— Так, а зачем мы сюда пришли? Это же закрытый блок.
— И почему же он закрыт? — поинтересовался я, останавливаясь возле дверей.
— Так разгерметизация же… — Боров почесал нос. — Поломка несущей конструкции, ремонт невозможен, так мне сказали в «Каргоне», у которого я закупал этот блок…
— Ну, раз там разгерметизация, которую нельзя починить, значит мы все сейчас задохнулись, — я развёл руками. — Боров, не тупи! Следуй за мной!
И, подавая пример, я первым прыгнул в невесомость модуля.
А за мной уже последовали все остальные.
Когда Боров увидел «Матильду», он натурально расплакался. Он спрятал лицо в жирных ладонях, но капли всё равно просачивались между пальцами и повисали в пространстве прозрачными шариками. Боров плакал тихо, почти неслышно. Все здесь присутствующие, скорее всего, впервые в жизни видели, как он плачет. Но ему было всё равно. Это были слезы радости. И он их не стыдился.
Наконец оторвав руки от лица, он подлетел на своей тележке к яхте и нежно погладил её по борту. Пальцы его дрожали, будто он боялся, что сейчас они провалятся сквозь металл и всё это окажется лишь трёхмерной голограммой.
— Матильда… — тихо приговаривал он, поглаживая выведенные на борту буквы имени. — Матильда… Я так скучал…