Тайные наслаждения

– Подумать только, он не пробыл дома и дня, а уже встретил свой конец, причем такой ужасный! – сказала экономка. – Да еще и от руки мастера Никки, что вообще уму непостижимо, доложу я вам! Я прямо места себе не нахожу, честно вам говорю, мадам, потому что знаю мастера Никки с пеленок. Но его светлость все уладит!

Вскоре Элинор стало известно, что Карлайон считается добрым гением здешних мест и справедливым землевладельцем, как и в свое время его отец. По мнению миссис Барроу, он великий человек, чье слово – закон, а действия не подлежат критике. Слушая разглагольствования экономки, Элинор подавила улыбку, но, даже несмотря на пиетет женщины, родившейся в этом самом поместье и привязанной к семейству всеми узами, включая финансовые, Карлайон выглядел достойным человеком, умеющим расположить к себе тех, кто зависел от него.

В этих трудах миновала бо́льшая часть дня; обе женщины составили кое-какие планы и приняли необходимые решения. К тому времени как Элинор приступила к раннему ужину, было договорено, что с завтрашнего дня в особняке начнет работать племянница миссис Барроу, а из сторожки привратника позовут жену старого кучера, которая займется мытьем полов и уборкой помещений.

После ужина у Элинор еще осталось время прогуляться по заброшенному саду. Некогда уютная зимняя аллея заросла кустарником, причем до такой степени, что в некоторых местах стала практически непроходимой. Девушка сделала себе мысленную пометку о том, что надо прислать сюда грума, чтобы он расчистил аллею, и такое решение было всецело поддержано Барроу – последний явно опасался, как бы новая госпожа не сочла именно его наиболее подходящим персонажем для выполнения этой работы.

После прогулки Элинор удалилась в библиотеку, попросив Барроу принести ей несколько свечей для работы. Сундук с постельным бельем настоятельно требовал внимания белошвейки, поэтому в комнату для починки принесли целую стопку простыней, полотенец и скатертей. Элинор трудилась не покладая рук, пока Барроу не принес ей наконец поднос с чаем. Все это время девушка размышляла над перспективами собственного ближайшего будущего и обдумывала случившееся с ней с момента приезда в Сассекс.

Когда дворецкий опустил на стол перед новой хозяйкой чайный прибор, она, отложив шитье в сторону, прошлась вдоль пыльных книжных полок, рассчитывая найти что-нибудь интересное и отвлечься на часок. Но книги преимущественно оказались старинными, к тому же бо́льшую часть свободного места занимали молитвенники, сухие исторические монографии, а также труды античных авторов, заключенные в потрескавшуюся телячью кожу. Однако, когда разочарование уже готово было захлестнуть девушку, она вдруг обнаружила тома, явно купленные покойной миссис Шевиот. Здесь, среди переплетенных журналов «Лейдиз мэгэзин», отыскались любимые поэты Элинор и даже несколько романов в мраморной обложке[17]

. Некоторые девушка уже читала, и, пока она колебалась, не зная, на чем остановить свой выбор – то ли на «Повестях из светской жизни»[18] миссис Эджуорт, то ли на потрепанном томике «Тадеуша из Варшавы»[19]

, – ее внимание привлекла надпись, показавшаяся Элинор столь уместной для ее нынешнего положения, что она не удержалась и протянула руку к книге. Взяв с полки томик «Школы вдов»[20], девушка несколько минут перелистывала его страницы. К несчастью, они во множестве отсутствовали, так что составить хотя бы некоторое впечатление о романе было затруднительно. Вернув его на полку, Элинор взяла вместо него многообещающий, хотя и не слишком хорошо известный роман того же автора – «Старый английский барон»[21]. Держа его в руках, она вернулась к своему креслу, подбросила в огонь поленьев и уютно устроилась подле камина, рассчитывая почитать с часок перед сном.

Для того, кто в последние годы очень редко имел возможность наслаждаться чтением для души, это действительно казалось роскошью, и даже мрачный, гнетущий тон повествования мисс Клары Рив или слезливое поведение ее героини не смогли заставить Элинор преисполниться отвращения. Она настолько увлеклась чтением, что потеряла счет времени, изумляясь и восхищаясь выходками безупречного Орландо и вполне благоразумно пропуская чересчур частые описания приступов обморочной хитрости у его Монимии.