Читаем Тайные общества Черной Африки полностью

С магией, а также и с фетишизмом связано одно представление, которое существует во всех африканских религиях, хотя в языках и диалектах разных народностей оно выражается по-разному. У догонов, мандинго и других народов Западного Судана оно именуется пьяма, у фангов Камеруна — эвур, у пигмеев — мегбе, у народностей Северного Конго — элима, у лоби — келе, у народностей Уганды — жок, у курумба — аду бей, у балуба (лу-луа и касаи) — мойо, у зулусов — у мой а и т.д. Большинство этих выражений отличается многозначностью и расплывчатостью, что не раз давало повод ко всяким спорам и вокруг скрывающегося под ними представления. Под этими терминами африканцы, как считают этнографы, подразумевали некую сверхъестественную, непостижимую для разума способность, которая в той или иной мере, вечно или временно, может быть присущей всему в мире, от предметов неживой природы до духов и богов, сказываясь и проявляясь в свойствах растений, поведении животных, судьбах людей. По воззрениям африканцев, эта внушающая страх или благоговение сверхъестественная способность может быть благодетельной и вредной, она может передаваться от одного носителя к другому; от нее зависят жизненность, устойчивость, прочность ее временного или вечного носителя. Всюду с ней связывают магические свойства культовых объектов, фетишей, масок, алтарей и ритуальной утвари, сверхъестественные способности вождей, колдунов, жрецов, а также все экстраординарное, озадачивающее в повседневной жизни, как, например, рождение близнецов или альбиносов, необыкновенная удача на охоте, несчастный случай...

Зарубежные специалисты иногда интерпретируют это понятие как «жизненную силу». Некоторые африканисты готовы даже усмотреть в этом представлении и специфическую особенность всех африканских религий, позволяющую объединить их в одну религию под общим названием витализма или динамизма.

В действительности, как обнаруживает внимательное изучение фактов, мы здесь имеем дело с присущим всем без исключения религиям представлением, которое известно под наименованием «мана». Термин этот впервые применил миссионер и крупный этнограф Р. Кодрингтон. В своем фундаментальном труде о меланезийцах он характеризует представление о мане у меланезийцев (из языка которых взято самое слово) как «невидимую силу, которая вызывает все эффекты, превосходящие понятие меланезийцев о правильном течении природы, и присутствует в духовной части живых людей или в духах умерших и сообщается ими их именам и различным вещам, связанным с ними, как камни, змеи и всякого рода предметы». Отличительную черту малы Кодрингтон усматривал в приписывавшейся ей меланезийцами, по его словам, текучести, в ее способности переходить и передаваться от одного объекта к другому. По утверждению Кодрингтона, вся религия меланезийцев сводится в основном к вере в ману и стремлению заполучить ее, чтобы использовать сверхъестественное действие этой силы в интересах общества и его членов.

Опираясь в основном на труды Кодрингтона, английский богослов Р. Маретт в своем труде «Порог религии» истолковывал ману как сверхъестественную безличную силу; наполняющую будто бы весь мир, способную переходить от одного носителя к другому и проявляющуюся во всяких явлениях и предметах, внушающих мистический страх и трепет, поражающих своей мощью и таинственностью, своей необычностью и экстраординарностью. На таком понимании маны Маретт построил свою теорию преанимизма (т.е. «доанимизма») или аниматизма (т.е. всеобщей одушевленности или оживотворенности), согласно которой «минимумом религии» является не анимизм, как утверждал Тайлор, а вера в ману; во всепроникающую, всеодушевляющую жизненную силу, которая будто бы древнее, чем вера в души и духов.

Однако многочисленные исследования, проведенные у разных народностей после Кодрингтона относительно маны и родственных ей представлений, показали, что интерпретация маны, данная Мареттом, не подкрепляется фактами. «Я утверждаю, — совершенно справедливо замечает американский этнограф П. Радин, — что из того фактического материала, который мы имеем, никак не вытекает такой ответственный вывод, будто существует вера в некую сверхъестественную силу, имеющую безличный характер». Весь накопившийся огромный материал свидетельствует о том, что в мане меланезийцев, как и в ее вариантах у разных других народностей, мы имеем дело не с каким-то флюидом, не с «жизненной силой» и вообще не с какой-либо мистической субстанцией, якобы существующей вне конкретного носителя, духа, человека, животного или просто неодушевленного предмета. Самое слово «мана» грамматически и семантически — не имя существительное, оно многозначно: слово «мана» может быть и существительным, и прилагательным, и глаголом, оно может обозначать и предмет, и качество, и действие, во всех случаях оно подчеркивает мистический, сверхъестественный аспект предмета, качества или действия. Оно обозначает, как удачно выразился немецкий религиовед К. Леман, «сверхъестественный потенциал», действенно проявляющийся в любом предмете или явлении, поражающем и подавляющем человека своей необычностью и мощью.

Мана — это атрибут сверхъестественного, или, точнее, марка, печать, знак, указывающие, что данный предмет (например, кровь), данное качество (например, изменчивая окраска хамелеона), данное действие (например, нападение на человека под видом леопарда) всегда таит в себе сверхъестественное.

Представление о мане неразрывно связано с самой верой в сверхъестественное, с тем, что является самой спецификой религии. Носителями маны выступают разные объекты, но самое существо, самая природа этого представления всюду одинаковы.

К этой же категории религиозных представлений принадлежат и ньяма, элима, умойа и тому подобные представления африканцев. Это все та же мана, проявления которой африканцы видят не только в действиях, приписываемых богам, духам, религиозным обрядам, но и во власти вождей и старейшин, в преуспеянии отдельных людей, в благополучии семьи, в удачливости охотника и воина, в урожайности посевов, в плодовитости скота. Ньяма, элима и др. могут таиться в одних носителях в большей степени, в других — в меньшей, один и тот же человек может приобрести их путем разных колдовских и умилостивительных манипуляций и потерять в результате вольного или невольного нарушения каких-нибудь табу или козней какого-нибудь колдуна.

Перейти на страницу:

Все книги серии История орденов и тайных обществ

История военно-монашеских орденов Европы
История военно-монашеских орденов Европы

Есть необыкновенная, необъяснимая рациональными доводами, притягательность в самой идее духовно-рыцарского служения. Образ неколебимого воителя, приносящего себя в жертву пламенной вере во Христа и Матерь Божию, воспет в великих эпических поэмах и стихах; образ этот нередко сопровождается возвышенными легендами о сокровенных знаниях, которые были обретены рыцарями на Востоке во времена Крестовых походов, — именно тогда возникают почти все военно-монашеские ордены. Прославленные своим мужеством, своей загадочной и трагической судьбой рыцари-храмовники, иоанниты-госпитальеры, братья-меченосцы, доблестные «стражи Святого Гроба Господня» предстают перед читателем на страницах новой книги Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях той далекой эпохи, когда в жестоком противостоянии сталкивались народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство. Сама эта книга в известном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью эмоциональных оценок, вводя читателя в тот необычный мир, где молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу.Книга издается в авторской редакции.

Вольфганг Викторович Акунов

История / Образование и наука
История Мальтийского ордена
История Мальтийского ордена

Монография посвящена истории старейшего духовно-рыцарского ордена Римско-католической церкви. На протяжении своей многовековой истории орден не раз вынужден был менять свое местонахождение, менялось и название ордена и его рыцарей. В начале они назывались госпитальерами, или иоаннитами, с 1291 года «рыцарями Кипра», с 1306 года «рыцарями Родоса». Только тогда, когда в 1530 году орден получил во владение от императора Священной Римской империи германской нации Карла V остров Мальту, он стал называться «Мальтийским». Впрочем, и до сего дня орден продолжают называть «орденом иоаннитов», «орденом госпитальеров» или «Орденом святого Иоанна Иерусалимского». Большое внимание в исследовании уделено взаимоотношениям ордена и Российской империи. Вводятся в научный оборот неизвестные российским исследователям документы из зарубежных публикаций и российских архивов.Впервые читателям предлагается исторический очерк о Мальтийском ордене XIX–XX вв.

Владимир Александрович Захаров , Владимир Николаевич Чибисов

История
Самураи державы Ямато
Самураи державы Ямато

Знак информационной продукции 16+Пользующееся в настоящее время широчайшей известностью японское слово «самурай», вошедшее в период с конца XIX до середины XX века во многие иностранные языки, стало символом и синонимом отважного, бескомпромиссного воина, сражающегося за идею и ставящего свою честь выше собственной жизни. Своим происхождением самураи обязаны клановым военным отрядам, сражавшимся в раннюю эпоху Японской империи с «варварскими» племенами, издавна населявшими пограничные районы Страны восходящего солнца. В X–XII веках, в период междоусобных войн между различными японскими феодальными родами (кланами или военными домами), могущество самураев все более возрастало. К середине XII века одному из военных предводителей самураев — прославленному полководцу Кисмори Тайра — впервые удалось захватить власть в Стране восходящего солнца. С тех пор почти на семь столетий в Японии утвердился режим, при котором политическая власть сосредоточилась в руках самурайской военной аристократии. Влияние самурайского военного сословия, его образа мыслей, религиозных убеждений, привычек, культуры на жизнь всего японского общества стало подавляющим, несмотря на то, что в ходе буржуазной «революции» («реставрации») Мэйдзи самурайское сословие, как и все другие сословия средневековой Японии, было упразднено. Ощущается оно в полной мере и по сей день. И можно сказать, что весь японский народ превратился в «нацию самураев». Об основных этапах этого процесса и рассказывается в настоящей книге.Книга выходит в авторской редакции.

Вольфганг Викторович Акунов

История / Образование и наука

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Антология исследований культуры. Символическое поле культуры
Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Антология составлена талантливым культурологом Л.А. Мостовой (3.02.1949–30.12.2000), внесшей свой вклад в развитие культурологии. Книга знакомит читателя с антропологической традицией изучения культуры, в ней представлены переводы оригинальных текстов Э. Уоллеса, Р. Линтона, А. Хэллоуэла, Г. Бейтсона, Л. Уайта, Б. Уорфа, Д. Аберле, А. Мартине, Р. Нидхэма, Дж. Гринберга, раскрывающие ключевые проблемы культурологии: понятие культуры, концепцию науки о культуре, типологию и динамику культуры и методы ее интерпретации, символическое поле культуры, личность в пространстве культуры, язык и культурная реальность, исследование мифологии и фольклора, сакральное в культуре.Широкий круг освещаемых в данном издании проблем способен обеспечить более высокий уровень культурологических исследований.Издание адресовано преподавателям, аспирантам, студентам, всем, интересующимся проблемами культуры.

Коллектив авторов , Любовь Александровна Мостова

Культурология