Тайные общества, правящие миром

Хорошо известно, что Бэкон в течение всей жизни живо интересовался так называемой естественной, или экспериментальной, магией, к которой он относил такие «царственные» науки, как алхимия и астрология, причем решительно выступал против всяческого шарлатанства в этой сфере. По мнению Бэкона, истинные наука и мистический опыт не имеют ничего общего с подменой или обманом. Напротив, он ратовал, по выражению А. Ф. Лосева, за «точное эмпирическое исследование реальных вещей нашего реального опыта», то есть за магию научно-техническую, добивающуюся так называемых «чудес» научно-техническим путем. Эти принципы и их формы он изложил в своих трудах: «О великом восстановлении наук» и «Нравственные и политические опыты», где объявляет науку, в особенности науку прикладную, эмпирическую, законной наследницей и преемницей архаической магии, которая, дескать, к тому времени уже выработала свой внутренний ресурс и теперь должна передать эстафету новым формам познания скрытых свойств Природы.

Познав тайные законы материи, считает Бэкон, и, прежде всего, великую загадку взаимопревращения и взаимопроникновения веществ, человек способен достичь высшего, поистине божественного могущества и начать творить новые законы, которые коренным образом изменят его среду обитания, приведя ее в соответствие с высокими запросами «царя природы». Поэтому вместо типичных для мистической литературы восхвалений могущества и благ Всевышнего мы находим у Бэкона многочисленные и весьма подробно описанные «чудеса» технического прогресса, предвосхищающие многие изобретения далекого (если отталкиваться от времени жизни философа) будущего: самолеты, рентген, метеорологию и многое другое. Именно поэтому А. Ф. Лосев находит уместным говорить в данной связи о «технике XXI века», имея под этим в виду некий особый вид материализма, то есть материализм магический и мистический, нацеленный в первую очередь на обнаружение, говоря словами самого Бэкона, «знаков Создателя на Его созданиях, запечатленных и закрепленных в материи посредством истинных и тончайших средств». По мысли Ф. Бэкона, если и можно добиться такого обнаружения, то не путем отвлеченного схоластического богословия, а путем прикладного, экспериментального исследования, свободного от любых предрассудков и предвзятостей.

Поскольку в одиночку справиться со столь грандиозным замыслом вряд ли кому под силу, то Бэкон указывает в связи с этим на необходимость создания неких организованных обществ, члены которых активно поддерживали бы друг друга в своих начинаниях. «Воистину, — пишет он, — подобно тому, как сама Природа творит братство в семьях, так же и в процессе познания не может не сложиться братство на основе знаний и нравственности, восходящее к тому особому отцовству, что приписывают Богу, называя Его Отцом Просветления, или Света».

Эти слова не оставляют сомнении в том, на какое именно «братство» намекает автор: содружество адептов «естественной магии», в рамках которого научно-культурное «просветительство» органически дополнялось бы просветленностью божественным духом, то есть эзотерическим Гнозисом. По мысли Бэкона, такое сообщество «научных магов» явилось бы главной опорой и движущей силой духовно-научного прогресса, имеющего конечной целью расширение творческих возможностей человека до степени богоподобия.

С другой стороны, в дальнейшем Бэкон нигде не развивает и не конкретизирует эту тему «братства просвещенных». Более того, он даже высказывает (причем неоднократно) критические замечания в адрес некоторых видных представителей ренессансного оккультизма, включая самого Парацельса. Видимо, это объясняется только одним: необходимостью маскировки своих взглядов, ибо, занимая высокое официальное положение и постоянно находясь в центре завистливого внимания со стороны многочисленных соперников, он в противном случае рисковал прослыть «еретиком», а главное — утратить расположение Якова I, панически боявшегося всего сверхъестественного и даже сочинившего обширное руководство по изобличению ведьм. В силу принципа noblesse oblige(лат. «происхождение обязывает») лорд-канцлер пытался придать своим рассуждениям о «восстановлении наук» возможно более традиционный и невинный вид, и это удалось ему настолько, что с толку был сбит не только король Яков, но и современные исследователи.