Тайные операции ВЧК

Подсудимые и их защитники утверждали, что никакого монархистского заговора не было, а существовала лишь «группа единомышленников», которая собиралась «для бесед на политические темы». В. М. Бобрищев-Пушкин заявил, что «монархический заговор есть плод воображения большевиков и старания следователя Тарасова». Вместе с тем Пуришкевич и его сподвижники не только не скрывали своих монархистских убеждений и целей, но и декларировали их со скамьи подсудимых. Полковник Винберг заявил, что всю жизнь посвятил подавлению революции и нисколько в этом не раскаивается.

Подсудимые и их адвокаты на суде приложили все усилия для дискредитации личности Зелинского, по показаниям которого была раскрыта организация Пуришкевича. Своими распространенными через антисоветские газеты заявлениями о том, что Зелинский является «предателем», «провокатором», они довели этого морально неустойчивого человека до истерии. Зелинский закричал на суде, что отказывается от всех ранее данных на следствии показаний.

Обыгрывая этот инцидент, родственники и адвокаты потребовали судебно-психиатрического освидетельствования подсудимого, и «эксперты» дали заключение о том, что Зелинский «страдает нравственным помешательством».

Но обвинения, выдвинутые против подсудимых, подтверждались не только показаниями Зелинского, но и многими другими доказательствами: письмом Пуришкевича и де Боде к генералу Каледину, фактами покупки оружия для вооружения офицеров и юнкеров, чего не отрицал и сам Пуришкевич.

Революционный трибунал объявил такой приговор: «Именем Революционного народа! Заслушав дело о монархической организации, возглавляемой Владимиром Митрофановичем Пуришкевичем, Революционный трибунал, приняв во внимание данные дела и судебного следствия, пришел к заключению, что организация, как таковая, существовала, и отвергая наличие заговора с целью немедленного восстановления монархии и считая, что монархическая организация Пуришкевича преследует контрреволюционные цели, достижение которых в каждый подходящий момент может вылиться в кровопролитие, постановил: Владимира Митрофановича Пуришкевича подвергнуть принудительным общественным работам при тюрьме сроком на четыре года условно, причем после первого года работ с зачетом предварительного заключения Владимиру М. Пуришкевичу предоставляется свобода, и если в течение первого года свободы не проявит активной контрреволюционной деятельности, он освобождается от дальнейшего наказания».

На таких же условиях, как и Пуришкевича, революционный трибунал осудил на три года принудительных работ барона де Боде, полковника Винберга и Парфенова. Остальные подсудимые были осуждены на срок от двух до девяти месяцев, а юнкера Лейхтенбергский и Гескет по молодости вовсе освобождались от наказания и отданы «под надзор родственников». Зелинского суд решил поместить в психиатрическую больницу для подробного освидетельствования, причем суд определил: в случае, если Зелинский окажется здоровым, заключить его в тюрьму сроком на один год[135]

.

Через два с лишним месяца Пуришкевич и его сподвижники оказались на свободе. 17 апреля 1918 г. председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский и комиссар юстиции Петрограда Н. Н. Крестинский разрешили временно освободить Пуришкевича из заключения в связи с болезнью его сына. Он дал такую подписку: «Настоящим обязуюсь своим честным словом явиться по истечении определенного мне срока, т. е. 25-го с. м., в Ревтрибунал в 12 часов дня. В течение этого времени обязуюсь не принимать никакого участия в общественной жизни, не выступать публично. Удостоверяю, что прошу временного освобождения с исключительной целью ухаживать за больным сыном. Вл. Пуришкевич»[136].

Вскоре в Совете комиссаров Петроградской коммуны обсуждался декрет об амнистии в ознаменование 1 Мая. Представитель Комиссариата юстиции А. И. Свидерский указал, что освобождению подлежит и Пуришкевич, в политических настроениях которого в последнее время будто бы замечался перелом.

Пуришкевич (находившийся в то время на свободе), узнав о выступлении А. И. Свидерского, обиделся и опубликовал в газете опровержение, в котором, между прочим, заявил: «Не вхожу в подробности прений, касавшихся моего освобождения, оставляя на ответственности говоривших все, что ими было сказано обо мне. Скажу кратко: я не Рузский, не Гучков и не Шульгин, чтобы лягать отказавшегося от трона бывшего государя… И я менее, чем кто-либо, способен быть „апологетом“ советской власти… Я остался тем же, чем был, само собой разумеется, не изменившись ни на йоту»[137].

И все же Пуришкевич был по амнистии освобожден. Вскоре он отправился на юг, в Добровольческую армию, и продолжал бороться против советской власти вплоть до своей смерти в 1920 г.

* * *