— Он очень болезненно реагирует на все разговоры о Камило и о моей предстоящей свадьбе с ним. Знаешь, кого он тут недавно нарисовал?
— Кого?
— Меня, причем такой толстой, что я никак не могла понять в чем дело, пока он сам не объяснил, что я просто беременна от его отца.
Алехандра улыбнулась.
— Ну, вот видишь, даже Даниэль понимает, что ты любишь Себастьяна, а не Камило.
— Не понимаю, — немного грустно сказала Мария Алехандра. — Почему все в этом так уверены? И почему никто не может объяснить мне, что такое любовь? Я столько раз уже ошибалась, прислушиваясь к зову собственного сердца, что теперь решила поступать разумно, выбирая то, что мне больше подходит.
— И именно поэтому ты в последнее время, так неспокойна и задумчива, — рассудительно заметила дочь. — А вот я, наоборот, руководствуюсь только своими чувствами и потому счастлива, уверена в себе и не мучаюсь какими-то надуманными противоречиями. Чем непосредственнее ты поступаешь, тем правильнее получается в итоге…
Мария Алехандра с некоторым удивлением взглянула на дочь.
— Ведь ты же сама знаешь, каким замечательным человеком является Камило, как давно и преданно он меня любит и сколько он уже для меня сделал. Неужели я смогу взять назад свое обещание выйти за него замуж? Да после этого я перестану уважать саму себя!
Алехандра пожала плечами и в этот момент раздался звонок в дверь. Ансельмо открыл дверь и в гостиной появился взволнованный Себастьян. Первым делом он порывисто подхватил на руки Даниэля, с радостным воплем бросившегося ему на шею, и лишь затем повернул свое бледное лицо и поздоровался с Марией Алехандрой и ее дочерью.
— Я пойду, — тут же сказала Алехандра, направляясь к двери, — вам надо о многом поговорить, а меня уже заждался Фернандо.
Она вышла раньше, чем ее успели остановить, и Мария Алехандра жалобно посмотрела вослед дочери.
— Ну и как же вел себя этот сеньор? — спросил Себастьян, опуская на пол Даниэля.
— Хорошо, — растерянно ответила Мария Алехандра, еще не решив, как держаться с бывшим мужем. — И даже очень хорошо…
— Ну что ж, прекрасно, — откликнулся Себастьян, — а теперь, Даниэлито, будь добр, оставь нас одних.
— В этом, наверное, нет необходимости, — торопливо произнесла Мария Алехандра, страшась предстоящего объяснения. — Лучше уйду я — ведь вы так давно не виделись…
— Ничего, у нас впереди еще много времени, — заметил Себастьян, подмигивая сыну.
— Я ухожу, — тут же заявил мальчик, — а вы решайте свои дела и, уж пожалуйста, не ссорьтесь.
После его ухода возникла небольшая пауза, и Мария Алехандра, не зная, что сказать, произнесла первое, что пришло ей на ум.
— Прежде, чем ты начнешь говорить, я хочу, чтобы ты знал… Я считаю низостью с твоей стороны то, как ты обошелся с Дельфиной. Ты не имел права поступать таким образом с женщиной, которая любит тебя и ждет твоего ребенка…
— Почему тебя путает мое присутствие? — вместо ответа внезапно спросил Себастьян.
— Мы не о том говорим…
— Нет, именно о том. Я же вижу, как ты напряжена и пытаешься обвинить меня в том, что я делал исключительно ради тебя.
— Я не просила совершать ради меня такой подлости, да еще по отношению к своей родной сестре, которую я, несмотря ни на что, люблю! — обрадовавшись возможности начать скандал и, тем самым, лишить их обоих возможности примирения, воскликнула Мария Алехандра.
— Но она шантажировала тебя самым подлым образом!
— Это тебя не оправдывает!
— Нет, оправдывает! — взорвался Себастьян, разозленный тем, что они разговаривают совсем не о том, ради чего он так поспешно явился сюда. — И, кроме того, Дельфина сама мне призналась, что это совсем не мой ребенок. Более того, она знала об этом с самого начала, но использовала свою беременность, чтобы помешать нашему счастью.
— Ты лжешь, она на это не способна…
— Она способна и не только на это, — возбужденно продолжал Себастьян. — Она утаила многое из того, что знала о событиях той ночи, и, тем самым, подвергла тебя новым унижениям. Так как же я должен был с ней поступать? Ты не хочешь понять, что за любовь и счастье можно и нужно бороться всеми доступными средствами, чтобы не дать восторжествовать таким подлецам и лицемерам, какими являются твоя сестра и ее муж.
— В таком случае чем же ты лучше них?
— Это все философия, недовольно поморщился Себастьян, — а я говорю тебе о жизни.
— Но это и есть жизнь, Себастьян! Ведь именно ты — причина всех моих несчастий, именно из — за твоей трусости и подлости, я провела пятнадцать лет в тюрьме. Но, если раньше ты вел себя как подлец, чтобы спасти самого себя, то теперь уверяешь, что делаешь это ради меня. Но мне не нужна такая любовь!
— Не говори так! — вскричал Себастьян и попытался было взять ее за руку, но она поспешно освободилась и отошла подальше от него, отгородившись диваном и журнальным столиком. — Как бы ты ни лицемерила перед самой собой, но, любовь ко мне сильнее всех твоих чувств! Ты не забыла и никогда не сможешь забыть о том, как стонала от счастья в моих объятиях, как говорила мне самые нежные слова и умоляла: "еще, еще…"