Мария Алехандра улыбнулась про себя, видя недоумевающую и заспанную дочь, и решила первой начать разговор:
— Алехандра, ты поступила очень скверно, и я пришла, чтобы забрать тебя домой.
Вмиг очнувшись от сна, Алехандра с упреком взглянула на своего приятеля, смущенно отводившего глаза:
— Ну молодец, Фернандо! Предатель!
— Нет, нет, не торопись его обвинять, — поспешно произнесла Мария Алехандра, хотя ее очень забавлял сконфуженный вид этого крепкого бородатого парня, стоявшего перед ее маленькой, хрупкой дочерью. — Я сама его нашла, и никто тебя не предавал… Ты не оставишь нас на минутку одних, Фернандо?
— Хорошо, — кивнул тот и, обращаясь к Алехандре, добавил: — Я буду неподалеку.
— Ну и что вы хотите мне сказать? — с недовольным видом спросила Алехандра. — И вообще, зачем вы меня преследуете? Что вам от меня нужно?
— Я беспокоюсь о тебе… — начала объяснять Мария Алехандра и тут же поняла, что избрала неправильную тактику, потому что дочь мгновенно надула губы и недовольно перебила ее:
— А кто вы такая, чтобы беспокоиться?
— Выслушай меня, Алехандра, — терпеливо произнесла мать, делая вид, что не замечает недовольных гримас дочери, — вчера в ресторане у меня сложилось впечатление, что ты умная девушка, которую не понимают родители.
— И я просила вас объяснить, что же происходит между ними, но вы мне так ничего и не сказали!
Мария Алехандра почувствовала справедливость упрека, несмотря на всю невозможность подобных объяснений, тогда она попыталась скрыть это не самым удачным образом — упрекая сама:
— Однако твой побег только подтверждает, что тебе еще рано все знать. И побег, и то, что ты отказываешься признавать чувства других людей. — Она стала прохаживаться перед дочерью, сидевшей на диване. — Что ты можешь знать о том, что чувствую я, Дельфина, Самуэль? Тебя так избаловали, что ты вообразила себя центром Вселенной.
— Почему вы со мной так разговариваете?
Мария Алехандра на минуту остановилась, пораженная неприязненным тоном дочери, а затем взглянула ей прямо в глаза:
— Любовь иногда заставляет говорить неприятные вещи…
— Только не надо утверждать, что вы меня любите!
— Я утверждаю то, что считаю нужным, — в тон дочери, холодно сказала Мария Алехандра. — А теперь сделай одолжение, сними эту мужскую рубашку, оденься и едем домой.
Алехандра вызывающе блеснула глазами и не сдвинулась с места:
— А почему я должна вам подчиняться?
— А потому, что, если ты этого не сделаешь, я увезу тебя силой! Даю тебе десять минут на то, чтобы одеться и проститься с Фернандо. Я буду ждать тебя на улице. Все понятно?
В глубине души Мария Алехандра вовсе не была уверена в том, что дочь послушается, поэтому она рассеянно прохаживалась по тротуару перед домом, взволнованно покусывая губы. Если бы она не была так озабочена только что состоявшимся разговором с дочерью, то наверняка обратила бы внимание на темно-синий «шевроле», одиноко стоявший на другой стороне дороги. Как только появилась Алехандра, сидевший в машине Монкада тут же поднял телефонную трубку:
— Все произошло, как мы и думали, сенатор, они обе вышли из дома этого музыканта.
— Прекрасно, — отозвался Эстевес, — не попадайся им на глаза, пусть едут. И позаботься о том, чтобы этого паршивого музыкантишку каждый раз, когда он услышит мое имя, пробирала холодная дрожь, чтобы он просыпался, дрожа от страха, стоит ему увидеть во сне мою дочь!
— Будьте спокойны, сенатор, — ответил Монкада и положил трубку.
— Сейчас мы поймаем такси, и ты сразу поедешь домой, — между тем говорила Мария Алехандра, стараясь скрыть свою радость, вызванную приходом дочери. — Надеюсь, твой характер не помешает тебе извиниться перед родителями.
— Значит, вы со мной не поедете?
— Конечно, нет, иначе твои родители непременно стали бы расспрашивать, где я тебя нашла, а мне совсем не хочется рассказывать им, что я нашла тебя на холостяцкой квартире молодого парня, да еще в его рубашке и на его диване… Слушай, — Мария Алехандра слегка запнулась, — ну-ка посмотри мне в глаза… Вы не спали вместе?
— Конечно, нет, — улыбнувшись невольному испугу, прозвучавшему в голосе Марии Алехандры, ответила дочь, — я не такая уж глупая, чтобы не знать как появляются дети.
— Прекрасно, сеньорита, — тоже улыбнулась мать. — В таком случае желаю вам успеха, и не забудьте извиниться перед родителями за свой проступок. Если вы будете вести себя вызывающе, то ни к чему хорошему это не приведет.
Алехандра вдруг почувствовала искреннюю симпатию к этой малознакомой красивой женщине, проявлявшей такую заботу о ней. Ей стало жаль, что ее собственная мать оказалась неспособна на это.
— Вы правы… — согласилась Алехандра и вздохнула, — мне очень не хватало такого друга, как вы. Можно я вас поцелую и буду называть на «ты»?
Марии Алехандре удалось скрыть свое волнение лишь потому, что в этот момент подъехало такси.
Дома Алехандру ждали бледная, растерянная мать и разъяренный, испепеляющий своим гневным взглядом отец. Она едва успела пролепетать: — «Мама… папа… поверьте, я очень сожалею», как сенатор Эстевес бешено топнул ногой и зарычал:
— Не подходи ко мне!
— Но…