Тайные тропы (сборник)

Теперь надо уснуть. К черту и тайник, и Наруза Ахмеда. Старик улегся поудобнее, плотно смежил веки и решил уснуть. Но шаги во дворе заставили его встрепенуться. Неужто вернулся Наруз? Но кто же больше?

Из посторонних ключ от калитки имеет только он, и то лишь по случаю выезда. Икрам-ходжа разбросал подушки и сел. Шаги и сдержанный говор слышались уже в сенях. С кем же мог пожаловать этот бешеный Наруз? И не сошел ли он с ума, ведя в дом чужого?

В дверь постучали.

– Входите, открыто! – сказал Икрам, не зная, что и подумать.

Дверь скрипнула, щелкнул выключатель, и свет залил комнату. У порога стояли капитан, лейтенант и штатский из махалли.

– Икрам Ашералиев? – осведомился капитан.

– Да, я. А что?

– Ничего особенного… Рады познакомиться. Одевайтесь!

Икрам-ходжа быстро заморгал набрякшими веками и голосом невинного младенца заговорил:

– Зачем вы нарушаете покой старого человека? Зачем я вам понадобился? Моя душа уже разговаривает с аллахом. Я не живу, а тлею. Уже близок мой конец!

Капитан пристально всмотрелся в лоснящуюся физиономию Икрама и, не найдя в ней никаких намеков на близкий конец, сказал:

– Головешки обычно тлеют очень долго, а иногда дают и огонь. Быстро одевайтесь! – а лейтенанту приказал: – Начинайте обыск!

25

Поезд, четко пощелкивая на стыках рельсов, мчался по песчаной степи, окутанной предутренним сумраком.

Наруз Ахмед сидел на боковой скамье жесткого вагона, освещенного тусклой лампочкой. Глаза его были закрыты. Он не спал и не бодрствовал; в голове царила пустота. Все, что мог сделать смертный, – кажется, сделано. Воля Наруза Ахмеда, как изжившая свой век пружина, начала сдавать. Единственно, о чем он думал сейчас, это о том, как выбраться с этой ненавистной земли на ту сторону. Размышляя под перестук вагонных колес, он вспомнил о втором задании Керлинга, еще не выполненном, и ему стало не по себе. А что, если шеф не захочет выслать самолет и потребует завершения дела? Как тогда? Это равносильно смерти. Наруз Ахмед уже выбит из строя: не осталось сил действовать. Бежать, бежать отсюда!

Паровоз дал протяжный гудок.

Наруз Ахмед вздрогнул, приоткрыл веки и поймал на себе внимательный взгляд человека, сидевшего напротив.

Откуда он взялся, этот пассажир? Когда Наруз Ахмед садился, никого здесь не было. Как же он не заметил его появления?

Наруз сделал вид, что вновь задремал, но сквозь чуть приоткрытые щелочки век стал разглядывать нового пассажира. Молодой парень, видно, небольшой служащий. И почему он не спит?

Вагон качнуло на стрелках. Наруз Ахмед нервно открыл глаза и глянул в окно. Начинает светать. До Токанда еще далеко… Он поднял руки, чтобы провести ими по лицу, согнать усталость, и обмер: руки были в песке и глине. Да что руки! Измазаны были рукава пиджака, брюки на коленках, сапоги. Непростительный промах! Как он мог не заметить такого?

– Я вас где-то видел и не могу вспомнить где, – произнес вдруг человек, сидевший напротив. – Мне очень знакомо ваше лицо.

Этих слов было более чем достаточно, чтобы окончательно ввергнуть Наруза Ахмеда в панику.

Он через силу улыбнулся и с трудом выдавил из себя:

– Не знаю… Вы мне не кажетесь знакомым…

С этой минуты чувство страха заморозило его сердце и мозг. Чем дальше мчался поезд вперед, тем глубже овладевал им страх, все сильнее подчиняя себе каждую жилку, каждый нерв. Страх вызывал тошноту, гнусную слабость в ногах, путал мысли…

За окном пробежали станционные строения с чахлыми огнями. Поезд замедлил ход. Видимо, остановка. Опасаясь, что сосед снова начнет задавать ему скользкие вопросы, Наруз Ахмед сам обратился к нему:

– Вы не будете выходить?

– Нет, нет… – быстро ответил тот.

– Приглядите за моим рюкзаком, – попросил Наруз Ахмед, встал и пошел по вагону.

Поезд скрипнул тормозными колодками, дернулся, лязгнул буферами и встал.

Наруз Ахмед задержался в тамбуре, кое-как почистил пиджак, брюки и вышел на безлюдный перрон. Он спросил, как долго будет стоять поезд, и заспанный проводник ответил, что минут пять.

Наруз Ахмед вышел из вагона с умыслом: во-первых, он хотел проверить, не последует ли за ним подозрительный сосед, и, во-вторых, надо было размяться и согнать оцепенение. Он за ночь не сомкнул глаз и если, садясь в вагон, мечтал поспать, то после вопроса соседа уже боялся задремать хоть на минуту. Если за ним ведется слежка – надо быть начеку!

Наруз зашагал вдоль вагона, мельком взглянул на свое окно, и ему показалось, что за стеклом промелькнуло лицо попутчика. Именно промелькнуло, потому что, когда Наруз шел обратно, в окне уже никого не было. Но зато он заметил другое: возле ступенек соседнего вагона стоял молодой человек в брюках галифе и косоворотке навыпуск, перехваченной армейским поясом. Парень стоял, широко расставив ноги, дымил папиросой и в упор смотрел на Наруза Ахмеда. На правом боку парня из-под рубашки, кажется, что-то подозрительно топорщилось.

Наруз прошел до конца состава, повернул обратно, а парень все стоял и смотрел в его сторону.