Рев поднялся с новой силой. Из отдельных выкриков можно было понять, что всем предлагают слезть, а когда состав тронется, усесться опять. Другого выхода не было. Боязливо поглядывая на небо, солдаты высыпали на платформу. Паровоз надрывно крякнул и потянул за собой вагоны. Все бросились к ним. Поднялась дикая давка, толкотня, драка. Задний вагон, наконец, скрылся за разрушенной водокачкой, оставив на путях тела раздавленных и изувеченных.
— Убрать их... быстро убрать! — кричал комендант.
В сопровождении своры автоматчиков вскоре на перроне появился Юргенс вместе с высоким полковником — помощником начальника гарнизона.
— Коменданта на перрон! Коменданта на перрон! — раздалась команда.
Комендант выскочил из деревянного, наспех сколоченного барака и, увидев необычного гостя, ускорил шаг. На ходу он оправлял мундир, портупею, кабуру.
— Что от вас требовал господин Юргенс? — внешне спокойно и холодно спросил полковник.
Комендант ответил, что Юргенс требовал паровоз. Он соврал, не сморгнув глазом. Юргенс передернул плечами. Заметив его волнение, полковник предупреждающе поднял руку.
— Именно это он требовал? — спросил он и ударил коменданта наотмашь по лицу. — Если вагон господина Юргенса не будет прицеплен к первому отходящему составу, я вас расстреляю, — объявил полковник бесстрастно и, повернувшись на каблуках, пошел с перрона.
Комендант горячо пытался что-то объяснить Юргенсу. Тот не дослушал и резко перебил:
— Дайте мне людей... десяток, не менее, и тогда не нужен будет ваш паровоз... Они сами подкатят вагон.
Комендант убежал. Юргенс тяжело вздохнул, достал портсигар, закурил.
Через пять минут комендант вновь появился в сопровождении двенадцати солдат.
— Пойдемте, — сказал Юргенс и, легко спрыгнув с перрона, зашагал по шпалам.
Вагон, выделенный Юргенсу, стоял у заброшенной, удаленной на километр от вокзала платформы, где до войны разгружали лес, и это, собственно, спасло и самого Юргенса, и Ожогина, и Грязнова.
Советские бомбовозы в наступающей темноте появились так внезапно, что ни сирена, ни зенитки, ни прожекторы не успели предупредить об их приближении.
Друзья вместе с Юргенсом и его служителем, который занимался укладкой вещей в вагон, залезли в узкую трубу под полотном железной дороги и просидели там целый час.
Когда стихли разрывы и ушли самолеты, вокзал пылал точно огромный костер. Ни о каком отъезде в ближайшее время не приходилось и думать...
Ночь прошла в ожидании нового налета, но его не последовало. Утром начали грузиться. Вещи укладывали в длинный допотопный пассажирский вагон. Боясь новой бомбежки, состав сформировали быстро, без обычной волокиты. Маневрового паровоза, как и вчера, не нашлось, а поэтому вагон Юргенса пришлось толкать с платформы на вокзал в хвост состава руками солдат. Радиоаппаратура, документы, гардероб, продукты — все это заняло несколько купе, а остальные находились в распоряжении Юргенса. С ним, кроме Ожогина и Грязнова, следовали служитель, две машинистки, трое незнакомых друзьям немцев в штатском, несколько шоферов и шесть автоматчиков.
Уже после прицепки вагона, перед самым отправлением состава, произошло новое приключение, закончившееся трагедией.
Сдерживая натиск лиц, не имеющих отношения а вагону, автоматчики, занявшие все выходы, не обратила внимания на окна. Около одного из них шла возня, которую заметил служитель Юргенса. Несколько солдат с эшелона, стоящего рядом, подсаживая один другого, влезли через окно в купе, закрытое снаружи, и начали выгружать находящиеся там продукты. По цепочке передавались пачки галет, сигареты, банки с консервами и сгущенным молоком, бутылки с вином.
— Господин Юргенс, — доложил торопливо служитель, — из второго купе через окно тащут продукты.
Юргенс побелел от злости и, вытащив из заднего кармана брюк пистолет, бросился к купе. Над раскрытыми ящиками хозяйничал пожилой солдат. Он распихивал все, что извлекал из ящиков, за пазуху и по карманам.
— Мерзавец! Мародер! — заревел Юргенс и выстрелил три раза подряд.
В эту же минуту просвистел паровоз и, громко вздыхая и отдуваясь, потянул состав с вокзала. Тело убитого солдата выбросили через окно. Поезд стал набирать скорость.
— Вот мы и покидаем родные края, — грустно проговорил Грязнов, примащиваясь у окна с выбитым начисто стеклом.
Никита Родионович уселся рядом с другом и обнял его за плечи.
— Да, родные, любимые края... Скоро ли мы увидим их опять?
Мимо окна бежали пригородные сады, мелькали перелески, поляны. Где-то далеко горела маленькая деревенька. Дым стлался над землей. Земля родная убегала из-под колес. Друзья смотрели вдаль, сдерживая в груди нестерпимую грусть.
Часть вторая
1
Самолет загорелся на высоте пяти тысяч метров. Жаркие языки пламени жадно поползли от правого мотора по крылу, обшивке. Они росли и ширились, приближаясь к кабине. Командир корабля дал экипажу сигнал выбрасываться.
Луч прожектора прорезал тьму точно огненный меч и погас. Объятый огнем бомбовоз не надо было освещать, он как падающий факел бороздил черное небо.