Читаем Тайный агент. На взгляд Запада полностью

Главный инспектор, осторожно склонившийся над столом, поборол неприятное щекотание в горле. Сокрушительная мощь взрыва, превратившая это тело в кучу безымянных кусков, вызывала у него ощущение чего-то неумолимо жестокого, хотя рассудок говорил, что все произошло с быстротой молнии. Человек, кто бы он ни был, умер мгновенно; и все же немыслимо было представить, чтобы человеческое тело могло оказаться разорванным в клочья, не пройдя через муки невыразимой агонии. Не будучи физиологом и еще меньше метафизиком, главный инспектор Хит силой сопереживания, являющегося по сути разновидностью страха, смог подняться над обывательским представлением о времени. Мгновенно! Он вспомнил все, что читал в популярных статьях о долгих кошмарных снах, которые снятся в момент пробуждения; о том, как утопающий со страшной наглядностью заново переживает всю свою жизнь, когда его обреченная голова в последний раз с криком показывается над водою. Необъяснимые загадки сознания сразу же обступили главного инспектора Хита, внушив ему в конце концов жуткую мысль о том, что между двумя морганиями глаза могут поместиться века жестокой боли и душевной муки. И между тем лицо главного инспектора оставалось спокойным, и он рассматривал то, что лежало на столе, со слегка озабоченной внимательностью, с какой небогатый покупатель, задумавший устроить недорогой воскресный обед, рассматривает, так сказать, побочные продукты мясной лавки. Притом опытом приобретенная сноровка превосходного детектива, не упускающего ни малейшего случая для получения новых сведений, не оставляла без внимания и самодовольную, бессвязную болтовню констебля.

— Это был парень со светлыми волосами, — бесстрастно заметил тот и сделал паузу. — Старуха, с которой беседовал сержант, видела светловолосого парня, шедшего со станции Мейз-хилл[59]

. — Он снова сделал паузу. — Да, у парня были светлые волосы. Она видела двух мужчин, шедших со станции — после того как ушел поезд на Лондон, — неторопливо продолжил он. — Она не может сказать, были ли они вместе. Один был крупнее, на него она особого внимания не обратила, другой был светловолосый худощавый парнишка с жестянкой из-под лака в руке. — Констебль умолк.

— Вы знаете эту женщину? — пробормотал главный инспектор, не отрывая глаз от стола. Нужно бы поскорее разузнать, что это за крупный мужчина, да вряд ли это удастся, смутно думалось ему.

— Знаю. Она служит экономкой у одного удалившегося на покой трактирщика и иногда посещает часовню на Парк-плейс, — веско произнес констебль и искоса поглядел на стол. Потом неожиданно произнес: — Да, вот он здесь — все, что я смог увидеть. Светловолосый. Худощавый — да, довольно худощавый. Взгляните-ка вот на эту ступню. Я сначала подобрал ноги — одну за другой. Его так разбросало, что непонятно было, с чего начинать.

Констебль помолчал; чуть заметная улыбка простодушного довольства собой придала его круглому лицу младенческое выражение.

— Споткнулся, — уверенно заявил он. — Я как-то раз сам споткнулся, когда взбегал наверх, и приземлился прямо на голову. Там повсюду корни из земли торчат. Споткнулся об корень да упал, и эта штука, которую он нес, сработала, должно быть, прямо под ним, так я думаю.

Словосочетание «неустановленные лица», эхом повторявшееся в сознании главного инспектора, не давало ему покоя. Ему не терпелось распутать эту таинственную историю — хотя бы из одного только профессионального любопытства. Впрочем, и как доказательство надежности и эффективности его отдела установление личности взорвавшегося было бы совсем не липшим. Инспектор служил обществу на совесть. Однако задача казалась неразрешимой. Ее начальное условие было слишком неясным — с ним не связывалось никаких представлений, кроме одного — представления о зверской жестокости.

Преодолевая физическое отвращение, главный инспектор Хит неуверенно, больше для очистки совести, протянул руку и взял наименее грязную из тряпок. Это была узкая полоска бархата, к которой был приторочен более крупный треугольный кусок синего сукна. Он поднес тряпку ближе к глазам — и тут заговорил констебль:

— Бархатный воротник. Забавно, ведь про бархатный воротник говорила старуха. Синее пальто с бархатным воротником, так сказала она. Именно его она и видела, тут нет ошибки. И вот он весь тут — и бархатный воротник, и все остальное. Думаю, я ничего не пропустил — ни одного кусочка больше почтовой марки.

В этот миг натренированное внимание главного инспектора перестало воспринимать слова констебля. Взгляд его, отвлекшись от происходящего в комнате, выразил изумление и крайнюю заинтересованность. Он подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть треугольный кусок сукна, потом быстро оторвал его от бархатного воротника, спрятал в карман и только после этого отвернулся от окна и швырнул воротник назад, на стол.

— Прикройте, — лаконично приказал он больничным служащим и, не оглядываясь, поспешно унося добычу, прошагал мимо отдавшего честь констебля.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература / Современные любовные романы