Тайный дневник Лолиты

Лаврентий чуть тумаков мужику не надавал. Но сдержался и терпеливо объяснил, что ему надо. Поняв, кто перед ним, пьяница поднял радостный крик:

– Семка, это ты? Ну надо же… Здоровый стал! А пятно-то твое где? А, вон оно, под козырьком… Вот я тебя и не признал!

– Жива она?

– Да, жива! Мы с ней опять по соседству. Через стенку. Всю жизнь мы с ней бок о бок. С малых лет…

– Она всегда была такой?

– Дурочкой-то? Не. В нормальную школу пошла. И училась хорошо. Хотя семья у нее была дрянная. Отец вообще мразь. Из-за него Маришка дурочкой стала. Он ее, первоклашку, изнасиловал. Тогда она умом и повредилась… – Пьяница вздохнул тяжело. – Жаль Маришку. Хорошая она…

– Почему она больше тут не работает?

– Добираться далеко. Мы теперь на выселках. Проводить?

– Проводи.

– Только с тебя портвешок.

Лавр, конечно, пообещал.

До нового микрорайона они ехали на автобусе. Все дорогу сосед болтал (и проболтался, что именно он заложил его участковому), а Лаврентий думал: куда я приперся? Зачем? Мог бы просто уехать в ближнее Подмосковье, снять себе жилье подешевле, а не тащиться за двести километров…

Доехали до конечной, вышли. Через пустырь прошагали не меньше километра. Остановились у трех стоящих на отшибе домов. В среднем и жила Маришка.

– Первый этаж. Квартира три, – сообщил пьяница и протянул свою трясущуюся руку, чтобы получить денежку на портвейн.

Сунув ему пятерку, Лаврентий пошел к подъезду.

У Маришки было не заперто. Она редко закрывала дверь – брать-то все равно нечего. В квартире оказалось уже не так чисто, как когда-то, но все же не свинарник. Животных стало больше. Кошек Лавр насчитал семь, собак – четыре. Еще появились два хомяка и ежик.

Маришка была все та же. Полная, голубоглазая, добродушная, вот только левой руки у нее не оказалось, вместо нее культя. Как потом выяснилось, ее серьезно покусала бродячая собака. Пришлось ампутировать. Из-за этого женщине пришлось уйти с работы, не из-за расстояния, которое нужно преодолевать каждодневно.

Услышав, как хлопнула дверь, Маришка подняла глаза.

– Сеня, – протянула она и улыбнулась широко. Во рту у нее не оказалось ни одного зуба. – Вернулся…

Как она узнала его, Лаврентий мог только гадать. По родимому пятну не могла – его не видно за козырьком.

– Примешь? – просто спросил он.

Она закивала. После провела Лавра в кухню, усадила за стол, накормила кашей. Просто кашей, без мясных обрезков. На пенсию инвалидскую не разживешься. И уложила его не на матрас, а на кучу каких-то тряпок. И все равно Лаврентий остался у Маришки. На следующий день купил раскладушку, белье, продуктов на неделю. Он сам не до конца понимал, зачем ему это. Жизнь в мизерной квартирке с безрукой дурочкой и кучей животных, которых еще придется содержать. Наверное, всему виной были воспоминания о том счастливом лете…

Или же благодарность? Ведь Лаврентия никто никогда не жалел. Никто, кроме Маришки.

Первое время жилось трудно. Денег не хватало. Лаврентий перебивался случайными заработками, пока не устроился в дом быта. Тогда Кондрашов еще не знал, что имеет дар обращать в золото все, к чему прикасается.

Открыл он его в себе позже, в конце восьмидесятых, когда страна вступила в рыночную экономику. Лаврентий в последнее время не только чинил обувь, но и изготавливал ее. Началось все с того, что к нему явился постоянный клиент и попросил сшить из двух пар старых сапог «казаки». Лаврентий повертел обувку в руках, прикинул и понял, что сможет это сделать, но придется повозиться. За копейки он работать не любил, поэтому назвал цену, от которой любой другой пришел бы в ужас. Но клиент так мечтал о «казаках», что согласился. И Лаврентий изготовил для него сапоги его мечты.

Потом были другие клиенты и другая обувь. Кондрашову удавалось угождать всем. Спецзаказы приносили ему хорошие деньги, но это был не тот масштаб, о котором он с недавних пор стал мечтать. Лавру хотелось обзавестись своей жилплощадью, купить машину, да не какую-нибудь, а «Кадиллак». Почему именно его, он и сам толком не знал. Хотел, и все.

И решил Лавр открыть цех по пошиву обуви. Снял подвальчик, взял двух подмастерьев и стал производить кроссовки и мужские ботинки. Естественно, изготавливал подделки. Сначала старался повторять оригиналы один в один, потом плюнул и просто ляпал на башмаки лейблы известных фирм. Даже тех, что не занимались выпуском обуви. И деньги потекли рекой!

Лаврентий открыл еще несколько цехов. В том числе один по пошиву элитной обуви. В ней изготавливались те же подделки, только качественные. Их отправляли в столичные бутики. И еще два ателье, в одном строчился откровенный ширпотреб, в другом – качественный товар для все тех же дорогих магазинов.