Тайный Город – твой город (сборник)

Мама сидела на кровати, лицо ее было очень грустное. В комнате горел лишь ночник, и в его свете мама показалась мне еще красивее. Она была маленькая и худенькая. Мне очень хотелось вырасти поскорее и защищать ее от врагов. Она услышала мои шаги, обернулась и быстро смахнула слезу, но я все равно это заметил. «Что случилось, милый?» – она усадила меня рядом и обняла. Я уткнулся носом в ее хрупкое плечо и вдохнул особенный сладковатый запах волос. Ее запах. «Все в порядке, мам», – ответил я и улыбнулся. Она потрепала слегка мои волосы, а затем тихо сказала: «Как же мне повезло с тобой, мой дорогой. Иметь сына – это счастье».

Мы долго сидели обнявшись, я хотел бы всю ночь так просидеть. Мамино тепло успокоило меня, я снова посмотрел в ее большие печальные глаза.

– Мам, я все знаю, – сказал я.

Она почему-то испуганно взглянула на меня, а затем тихо спросила:

– Что ты знаешь?

– Не бойся, – я не понял, почему она испугалась, – клянусь, что никому не расскажу, даже Альке. Ты и есть заколдованная принцесса.

Мама улыбнулась, и маленькая слезинка покатилась по ее щеке. Я прижался к ней крепче, зажмурил глаза и слушал глухие удары:

– У тебя правда два сердца?

– Да, правда, – мама поцеловала меня, – беги спать, завтра вставать рано, не выспишься.

Я чмокнул ее в щеку и направился к двери. Взявшись за ручку, я обернулся:

– Мама, так ты нашла браслет?

Мама печально покачала головой.

– Так вот почему ты все время грустная. Мамочка, не волнуйся, ладно? Когда я вырасту и стану большим, я помогу тебе его найти, и тогда ты снова будешь свободна. Обещаю.

Закрывая дверь, я услышал, как мама тихо шепнула мне вслед:

«Я очень люблю тебя, сынок».

Алексей Ясенев

Меняла

Забытая Пустынь, Подмосковье,

23 сентября, среда, 6.25

Свечи ровно горели в неподвижном воздухе кельи, распространяя запах воска и безнадежности.

– Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имени твоего ради…

Огоньки свечей двоились в глазах, голос охрип и срывался. Долго, очень долго уже стоял коленопреклоненным молодой настоятель Забытой Пустыни перед образом Святой Троицы.

– Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, Боже наш, и Тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Долго и напрасно.

Алексей знал, что он не святой и не чудотворец, каким считала его молва, и от этого знания в душе оставался горький осадок. Он помогал тем, кто приходил в маленький монастырь в Подмосковье, лечил, успокаивал, однако… однако не был чудотворцем.

Рука, поднятая для крестного знамения, дрожала. Иногда он бывал бессилен помочь – как сейчас.

Девочке, спящей в гостевой келье, могло помочь только чудо.

«Боже сильный, за что караешь?»

Нельзя, нельзя так думать! – но мысль не уходила.

Лейкемия. Два года борьбы и приговор врачей – три, возможно, четыре месяца жизни. Три недели назад отчаявшаяся мать привезла дочку в Забытую Пустынь. Три недели из отпущенного срока боролся за ее жизнь отец Алексей.

На стенах качнулись тени.

Безнадежно. Слишком далеко зашла болезнь. Слишком устала цепляться за жизнь маленькая душа.

Монах перекрестился и с трудом поднялся на ноги. Постоял, пережидая головокружение, оттягивая момент, когда придется выйти из кельи и сказать заплаканной матери, что чуда не случится.

«Вразуми, Господи!»