Тайный Город – твой город (сборник)

Через год и три месяца зона отпустила тебя, Меняла, но к тому времени сероглазая женщина казалась миражом, небылью. Ты не ждал. Ты не ждал ее, как не ждал уже ничего от жизни. Помнишь? Когда за спиной лязгнули, закрываясь, створки, ты не сразу понял, что волен идти куда угодно, поэтому просто пошел вперед по дороге. Через две мили, вспомнилось тебе, будет остановка поселкового автобуса, миль двадцать до станции – и в Курск. А там посмотрим.

Мимо проехал грузовой фургон, и в воздухе свободы запахло соляркой.

Дорога делала крюк, огибая поросший молодым лесом холм, и ты пошел напрямик. Ржавый лес позднего сентября шелестел жестью листвы, и некого было винить за эту дорогу без цели. Помнишь, Меняла? Ты сам сказал – не пиши, не жди.

С вершины холма открывался вид широко окрест – зона, вырубки, лесопилка, поселок вдалеке, автобус-букашка, сворачивающий от поселка, у подножия холма серый навес автобусной остановки, скамейка рядом с ним…

На скамейке сидела женщина, но лица было не разобрать – далеко.

Женщина ждала.

Помнишь, как ты бежал вниз по склону? Сумка колотила по боку, в легких кололо, на лицо налипла паутина; не обращая внимания на ветки, ты продрался сквозь придорожные кусты и увидел ее.

Она ждала, настороженная, напряженная, высматривая, кто это ломится через заросли.

Серые глаза, серебряный крестик на шее, солнечно-желтый березовый лист запутался в волосах.

– Сережка!

Твоя сумка полетела в пыль.

Помнишь, как плакала она, уткнувшись в твое плечо?

– Аленка, не надо… от меня зоной разит…

Она не слушала. Всхлипывала, и не думая отстраняться.

Осень расплывалась перед глазами в ржавое марево.

«Моя…»

Помнишь, как целовал ее, Меняла? Там, на остановке? Лес тихо шелестел вокруг; помнишь, как ржавчина осыпалась с листьев, открывая охру и рыжево?

Помнишь, как красив был тот осенний лес?

– Давай поженимся? – прошептал ты, крепче обнимая вздрагивающие плечи.

Помнишь вашу первую ночь? Дрожь ее тела, тепло прикосновений, собственную неуклюжую нежность… ночь, для которой у тебя не было имени, потому что таких слов ты никогда не знал? Ты помнишь первое ваше утро, Меняла? Утро, которое оказалось даже важнее ночи?

Тебе от матери досталась квартира в Твери. У нее был дом под Курском и квартира в городе. Продав все, вы купили квартиру в Москве. В многомиллионном мегаполисе никому не было дела, кто вы, откуда, и вас это вполне устраивало.

Помнишь, как страшно было в первый раз сказать «люблю»?

Стерва-стервятница зона медленно, нехотя, но распускала когти.

Вы были счастливы четыре года. Всего четыре – или целых четыре, а, Меняла?

Северодвинск, пляж на Яграх,

24 сентября, четверг, 0.17

Студеное море вздыбливало бурунчики пены. Ветер сек лицо, и Рита порадовалась, что надела пуховик: холод пробирался и под теплую одежду. Ведя лошадь в поводу, она осторожно спустилась на пляж. Плотный слежавшийся песок упруго ложился под ноги; скакать по нему будет легко, отметила про себя девушка.

Лошадь всхрапнула, испугавшись далекого гудка.

– Тихо, Фантом, – Рита погладила дрожащую шею животного и легко вскочила в седло. – Еще рано.

Месяц-серп разрезал облачную вуаль, и водяная пустыня засияла полированной сталью. Белым глазом подмигивал издалека маяк.

Пять лет назад Рита, после аварии прикованная к инвалидному креслу, и не мечтала, что когда-нибудь вновь будет ездить верхом.

Пора. Время.

– Но, Фантом, вперед! – скомандовала девушка, давая лошади шенкеля. – Вперед!

Ветер злорадно взвыл в ушах, бросил в глаза горсть брызг. Застоявшийся Фантом летел галопом, как на крыльях, и Рита пригнулась к холке коня, отдаваясь ритму бешеной скачки.

Старец Никодим и отец Алексей молились за ее исцеление… но возможно, вдруг вспыхнула мысль, для того, чтобы она снова могла ходить, кому-то тоже пришлось скакать на белой лошади по кромке прибоя, преодолевая хлесткий стылый ветер.

Станция «Новослободская»,

Московский метрополитен,

24 сентября, четверг, 0.17

Зеленью, кармином и лазурью светились витражи «Новослободской».

– Я, наверное, об этом пожалею, – Сергей по очереди трогал разноцветные стекла одного из них.

– О чем? Что не поверил мне четыре года назад?

– Нет, что сейчас верю… Алексей, лучше найди кого-нибудь, кого стоит спасать. Вот как наша малышка, – он щелкнул ногтем по винно-красному фрагменту витража.

– Девочку спасаешь ты. И спасешь.

Пальцы геоманта выбили сложную дробь на апельсиновом стеклышке.

– Думаешь, это что-то изменит? – ровно проговорил он.

– Конечно. Добро всегда возвращается сторицей.

– Не надо ни добра, ни зла… Ладно. Пора двигаться дальше, поезда скоро перестанут ходить.

– А на этой станции что нужно сделать?

Ладонью с растопыренными пальцами геомант на несколько секунд накрыл слабо светящийся пятиугольник белого стекла.

– Я уже все сделал. Идем.

У перехода на кольцевую Сергей остановился, и оглянувшийся монах увидел на его лице тень неуверенной улыбки.

– Алексей, ты даже не представляешь, как я тебе на самом деле благодарен.

Тоскливо, тускло – не иметь.