Тайный гость

Поняв неловкость ситуации, Михаил смутился и быстро перешел на привычную для себя тихую, как молитва, и такую же размеренную беседу. Внимательно выслушав рассказ отца Феоны, перемежающийся с ревнивыми пояснениями Степана Проестева, царь, кажется, только в этот момент в полной мере осознал, какой смертельной опасности он подвергался, так неосмотрительно доверившись первым попавшимся проходимцам, ловко сыгравшим на его сыновьих чувствах. Тем не менее он не преминул то ли в шутку, то ли всерьез попенять своим спасителям, что во всей этой истории было так много сумятицы и беспорядка, что, повернись все по-иному, и не спасли бы они своего государя!

Укор царя каждый услышал по-своему. На лошадином лице Проестева застыло выражение тихого смирения пополам с бесстрашием неподкупного служаки, а вот отец Феона лукавить не стал.

– Лишь отчасти, государь, – поклонился он царю. – Кабы не случай да посильная помощь невесты твоей, Марии Ивановны, всякое могло случиться!

– Маши? – удивился Михаил и перевел изумленный взгляд на Проестева. Тот в ответ только растерянно пожал плечами.

– Маши! – воскликнул царь, победоносно взглянув на мать. – Видишь, матушка, Маша помогала!

Ни один мускул не дрогнул на лице инокини Марфы:

– И в чем же эта помощь заключалась? – спросила она внешне совершенно безучастно.

Михаил, напротив, был неузнаваемо пылок и горяч.

– Да, Григорий Федорович, в чем? Расскажи скорее!

– Государь, право же, неловко, – хмыкнул Феона в седую бороду, – лучше спроси у нее сам!

– Нет уж, нет! – воспротивился царь и, схватив монаха за руки, потащил его к окну престольной. – Не хочешь при всех, расскажи мне. Говори, а то я обижусь! Ты же не хочешь, чтобы я обиделся?

– Нет, государь, не хочу!

– Ну так рассказывай…

Пока царь и инок разговаривали, прикрывшись тяжелым аксамитовым пологом, Марфа, оглядевшись на немногочисленных сановников, находившихся в комнате, резким взмахом руки подозвала к себе Мишку Салтыкова, все это время старавшегося держаться незаметно за чужими спинами. Салтыков, как бесплотная тень, тихо проскользнул к креслу Марфы и низко поклонился.

– Звала, матушка-государыня?

– Где твой брат Борька? – спросила Марфа сердито.

– Не ведаю, тетушка. Он мне не докладывает.

– Э-э! Что вы за слуги такие? – больно ткнула она племяннику указательным пальцем в лоб. – Когда надо, никогда рядом нет!

– Но я-то здесь, – засопел Салтыков, обиженно поглаживая ушибленный лоб.

– Ладно, не суть! – махнула рукой строгая инокиня и понизила голос до полушепота. – Слушай, Мишаня, внимательно: за твою шалость удавить – и то мало будет, да знаю, что провели тебя по природной глупости и жадности. Так что на первый раз пощажу. Просто помни, твоя жизнь в моих руках!

Марфа сжала ладонь в кулак и поднесла к носу племянника.

– Вот здесь она, Мишка, понял?

Салтыков сглотнул сухой комок в горле и, приложив руку к груди, пустил слезу раскаяния.

– Вели казнить меня, благочестивая государыня, ибо многогрешен и недостоин имени своего. Знаю, что в великой суете и лености жизнь свою провожу, оттого за умножением грехов отовсюду великая буря в душе моей…

– Брось кривляться, – осадила его Марфа, – дело неотложное. Надо с Машкой Хлоповой решать. Государь без нее шагу ступить не может! Так мы все не у дел окажемся. Подсидит она нас. Крепко подумай, племянничек. Ты же на всякие подлости горазд.

Мишка довольно осклабился, но ответил с притворной обидой в голосе:

– Напрасно, матушка-государыня, ты меня обижаешь! Ты пока только подумала, а я уже сделал!

– И чего ты сделал? – подозрительно прищурилась Марфа.

Мишка склонился к уху тетки и прошептал, приложив ладонь к губам:

– Есть у меня лекарь, чухонец. Такие снадобья делает…

– Эй, только без душегубства! – нахмурилась Марфа и, подумав, добавила: – Пока, во всяком случае!

Салтыков, кажется, удивился вполне искренне.

– Да Боже упаси! – воскликнул он. – Кто говорит о душегубстве? Все знают, что царская невеста обожает сладости. Вот и пусть уплетает от пуза… только с порошком моего чухонца. А когда просидит три дня в нужном чулане, мы боярской Думе докторскую сказку поднесем, мол, невеста царская к государевой радости непрочна будет!

Грубое лицо Марфы озарила торжествующая улыбка.

– Ишь чего удумал, подлец! – похвалила она племянника. – Не такой ты, Мишаня, дурень, как кажешься! Делай! – Марфа приложила палец к губам. – Только чтобы ты, я и твой чухонец!

Пока Мишка кроил заговорщицкие рожи, подмигивая тетке сразу двумя глазами, из-за полога вышел довольный царь, сопровождаемый немного смущенным отцом Феоной.

– Матушка, – с улыбкой произнес Михаил, возвращаясь на трон, – слышал я, что ты обязалась сама наградить моих спасителей?

– А я от своих слов не отказываюсь. Кто волен карать, тот и награждать умеет. То, что нужно Проестеву, я знаю, и он свое получит. Но что нужно иноку? Корысть, слава, высокий духовный сан? Не похож он на стяжателя!

Марфа окинула Феону пронзительным взглядом, кажется, способным прожечь дырку в кирпичной стене, но тот и ухом не повел.

– Что ты хочешь, честной брат? Скажи не таясь.