Тайный канал

— Ваша деятельность привлечет, конечно, внимание как в Восточном, так и в Западном Берлине. Невидимками вам стать не удастся, да и стремиться к этому незачем. Ваша задача в другом: сохранить в тайне от посторонних, неважно, западных или восточных, содержание ваших бесед с посланцем канцлера.

Если мы этого не сумеем сделать, то нам с самого начала начнут вставлять палки в колеса. Так что конфиденциальность — вот главное условие. Она должна быть соблюдена в первую очередь.

С этими словами Андропов встал из-за стола и подошел к телефону.

— Это Андропов. Леонид Ильич отдыхает? Ах, с внучкой в кинозале? Нет, не стоит беспокоить. Я позвоню позже.

Он вернулся за стол, отпил чаю и, словно размышляя вслух, произнес:

— Я вот думаю, не только на Западе, но и здесь вы столкнетесь с немалыми трудностями. Соперничество между нашими ведомствами — губительное и неискоренимое зло. И тем не менее постарайтесь найти союзников, прежде всего в нашем Министерстве иностранных дел. Задача это непростая, но…

Зазвонил телефон. Хозяйка сняла трубку и тут же передала ее Андропову.

— Да, это я звонил, Леонид Ильич. Хотел доложить, как складываются дела с Брандтом. Вот у меня сидят… — он назвал нас по фамилиям, — и мы только что закончили обсуждение вопроса. Спасибо, передам. Кстати, и Брандт, по их словам, передает вам привет и наилучшие пожелания. Он — за то, чтобы канал связи между вами и им начал действовать по возможности быстрее. У него — целый пакет предложений и вопросов, которые надо было бы срочно рассмотреть.

В частности, канцлер ходатайствует о выезде в Германию большой группы волжских немцев. Думаю, проблемы здесь нет. Но есть и пара острых вопросов, требующих вашего разрешения. Одним словом, я готов доложить весь комплекс проблем. Но пока, по телефону, я хотел передать вам лишь одно, на мой взгляд странное, опасение Брандта. Он считает недопустимым, чтобы установленный канал использовался нами для «забивания клиньев» между ФРГ и Соединенными Штатами.

Предвидя ответ Генерального секретаря, Андропов чуть повернул трубку так, чтобы и мы услышали ответ из первых уст. Брежнев громко рассмеялся.

— Юра, это он нас с Громыко спутал! У Андрея, как у дипломата, задача разделять союзников. Что же касается меня, то пусть ребята передадут Брандту, что я уже лет двадцать не беру молотка в руки, не только клин, но и простой гвоздь вбить не смогу. Да и не захочу.

Оба рассмеялись удачной шутке.

Европа третья

Мои личные контакты с чиновниками Министерства иностранных дел были немногочисленны. Лучше других я знал заведующего Отделом печати Леонида Замятина. Встретившись с ним, я коротко очертил круг своих интересов во внешней политике нашей страны относительно Германии. Замятин, человек динамичный по складу характера, времени терять не стал:

— Пойдем, я представлю тебя нашему «германскому богу». Во всем, что касается немцев, его слово для нашего министра — решающее. Лучше, чем он, никто не введет тебя в курс дела.

Лифты в высотном здании на Смоленской-Сенной всегда были проблемой, как теперь говорят, «источником стресса», а потому мы легко преодолели лестничные пролеты пешком.

Заведующий Третьим Европейским отделом Валентин Фалин сидел за рабочим столом, согнувшись ровно пополам. Увидев вошедших, он, словно сферическая антенна, развернулся в сторону, вверх, и голова его зависла высоко над нами.

— С этим человеком я знаком давно, — ткнул в меня пальцем Замятин, — на него можешь положиться. Остальное он скажет сам, а у меня дела…

И исчез.

Я повторил Фалину то же, что пять минут назад объяснял его коллеге. Он отреагировал неожиданно быстро:

— Вы, стало быть, хотите наладить контакты с западными немцами? Это похвально. Но забывать вам не следует, что сейчас у нас, в МИДе, Германия не в моде. Министр смотрит, как вы знаете, на мир сквозь звездно-полосатый американский флаг. Немцы для него — приблизительно то же, что и одно из центральноафриканских племен по степени своей роли в мировой политике. Идеи, головы, деньги — все у нас направлено на США.

При этих словах Фалин кивнул в сторону верхнего левого угла кабинета, из чего я понял, что там располагается североамериканский отдел, алтарь и ризница нашей внешней политики.

— Другое дело, — продолжил Фалин, — если за вами стоит такая сила, как Андропов с его влиянием на Генерального секретаря, то у вас, может быть, и есть шанс добиться успеха на этом поприще, иначе… — и он выразительно развел руками.

На прощанье Фалин посулил мне поддержку в «благом начинании», по сути же мы заключили негласный пакт о взаимопомощи, который оказался достаточно плодотворным до самого мая 1971 года, когда он отправился послом в Бонн. Обратно в МИД вернуться ему уже не пришлось.

Судя по всему, я был не единственным, кому он высказывал критические замечания в адрес своего министра. Общеизвестно, что излюбленной забавой мидовских чиновников во всем мире является плетение интриг. Советские дипломаты не уступали пальмы первенства и в этой области.