Тайный код китайского кунфу

Нетрудно заметить, что перед нами — два смысла гунфу. Первый — это высшее откровение на пути самопостижения человека, открытость его духа; принимать мир в его полноте и чудесности — это мастерство духа. Второй смысл гунфу — это совокупность времени и усилий, затраченных на достижение этого мастерства, фактически — перманентная тренировка человека, проходящая где бы он ни находился — во дворе, где проходили тренировки, или за книгой древних философов, либо за самой обыденной работой. К этому близок один из современных смыслов слова «гунфу» — «свободное время». Гунфу — это и цель, и путь к ней, высочайшее достижение, и неторопливая, кропотливая работа.

Но одного этого мало для постижения «искусства Дао», надо научиться, восприняв истинную традицию учителей, творить самого себя — творить нового, рожденного в духовном и физическом единстве. Не случайно наставник школы считался отцом, а его ученики — сыновьями, порожденными им.

«Обучение по аналогии»

Истории ушу хранят много версий «обучения по аналогии», когда мастер не обучал ученика непосредственно технике ушу, а каким-то довольно необычным образом приобщал его к самому понятию «гунфу». Иногда учителя шли от самых обычных вещей, например, заставляли неофита годами вращать мельничный жернов, чтобы он привык использовать не силу рук, а «силу земли», которая через ноги и поясницу поднимается в руки, или носить доверху наполненные водой ведра из самого дальнего колодца через овраги и камни, не пролив ни капли и тем самым овладевая искусством мягкого, незаметного передвижения. После такого обучения гунфу реализовывалось как бы само собой, естественно и незаметно, а самим приемам ушу в этом случае можно уже обучить за несколько месяцев. В этом процессе проявлялось самое важное в понимании смысла боевых искусств, присущего только Китаю и до сих пор не понятого в Европе, — вместо того чтобы начинать с утомительных технических экзерсисов, ученика сразу пытались привести к истоку, «семени» любого возможного движения в этом мире, или, как говорили, «чтобы любоваться верхушкой древа, надо прежде посадить его корень».

Мастерство существует вообще, безотносительно вида деятельности, и поэтому может прийти и при готовке пищи, и при занятии каллиграфией, и при тренировке в ушу. Нужны лишь время и тщательность, нужно «знать, что делаешь», т. е. понимать «семя движения», которое заключено в мире доформенном, в пространстве вселенского хаоса, в состоянии Беспредельного. Поэтому и объяснялось, что мастер черпает свои силы из Беспредельного. Но в ушу нет ничего абстрактно-отвлеченного, чисто философского и умозрительного, некой «игры сознания», или, как емко объясняли буддисты, «тени мыльного пузыря, привидевшегося во сне». Беспредельное, в котором коренится ушу, наполнено вполне конкретным, буквальным содержанием для китайца — к нему лежит строго определенный путь, свои особые методики тренировки сознания, воспитания сердца и многое другое, то есть все то, что называют «методикой ушу», а самими китайцами понимается как «воспитание жизненности», пестование внутри себя истинного состояния ощущения полноты и осмысления жизни.

«Обучение по аналогии» позволяло отвлечься от узкого понимания мастерства в ушу лишь как умения ловко наносить удары или красиво двигаться, а придавало ему некий универсальный, вселенский характер. У Чжуан-цзы есть замечательная притча о чудесном стрелке, который, дабы научиться стрелять без промаха, часами наблюдал за летающей мухой, за снующим взад и вперед челноком, тренируя «истинное видение», и лишь потом взялся за лук, и после этого не было равных ему.