Тайный монах

Макс, не обращая внимания на разбитую губу, прошипел: «Не надо меня трогать». И двинулся за своей спортивной сумкой. Толпа расступилась.

После окончания «учебки» в армии Максима оставили служить в школе сержантов, присвоив, как отличнику, сразу звание сержанта.

Однажды в столовой «деды» из ремонтной роты послали вверенного Максу курсанта за дополнительной пайкой «бациллы» (так на армейском жаргоне называли мясо). Но тот второпях не донёс «бациллу» до «дедов», споткнулся и распластавшись, перевернул тарелку на пол – прямо перед их столом. Недолго думая, один из старослужащих под улюлюканье и хохот остальных, одел курсанту на голову казанок с перловкой.

Макс порядки чтил. Да, «дедам» можно почти всё. Но курсант – его боец. Есть грань за которую не может переходить никто. Макс с разворота заехал «деду» в ухо. Вбежавшие в столовую «прапора» разняли поднявшихся с мест «дедов» и Макса.

Вечером пятеро «дедов» не удосужились даже затянуть Макса в «каптёрку» – метелиться без разговоров стали прямо в казарме. По сути, в драку успели ввязаться только три человека. Двоих переклинило выражение глаз Макса. Всё закончилось довольно быстро – менее, чем за минуту. Один улетевший «дед», врезавшийся в окно, синяк у Макса, дополнительные наряды и разборки у командира части. Светил дисбат.

Но командир, боевой офицер, пять лет отслуживший в Афгане, услышал от Макса только «Не надо трогать моих бойцов!». Остальное он узнал из рапортов «пострадавших» и очевидцев. Решил всё тихо, не оформляя ЧП и по своему: ремротовцев – перевести на «Забудь вернуться обратно» (Забайкальский военный округ), а с Максима срезать одну лычку и пусть служит. Вечером, командир одиноко выпил сто грамм и сам себе прошептал: «Бойцов беречь надо…».

Теперь Макс впервые самостоятельно убил. В принципе – это работа, которой его обучали не так давно в армии. Армия учит защищать Родину.

– А я и есть Родина, – подумал Макс. Из-за кустиков появилась ничего не заметившая Ниночка. Макс от валуна ускорился ей навстречу. Обнявшись, они пошли в лагерь. Макс решил обо всём молчать. Утром в лагерь прибыли военные:

– Боевики активизировались. По оперативным данным, вчера не вернулась их разведка. Здесь оставаться опасно. Вам надо срочно эвакуироваться, – майор-мотострелок по-армейски чётко и без сантиментов изложил причины закрытия последней в истории Советского Союза экспедиции «По следам Снежного Человека».

* * *

Оглядываясь назад и вспоминая памирскую экспедицию, Макс вдруг ухмыльнулся: «А ведь я с тех пор и правда – как на войне».

В девяностом – приехав по приглашению азербайджанских бизнесменов в Баку, он с удивлением обнаружил изобилие военных патрулей и БТРов, регулирующих «общественные отношения и дорожное движение».

В девяносто первом на арендованном Л-410 прилетел со своими польскими друзьями на отдых в Сухуми. Отдохнули в санатории, а через неделю сюда на смену отдыхающим вошли десантники для «наведения» порядков.

В девяносто втором – девяносто шестом пошли криминальные войны.

В девяносто седьмом году реальную власть захватила сама власть. Нет, криминал не исчез, просто все процессы стали управляемы и курируемы самой властью как «без отрыва от производства», так и «в свободное от работы время». С одной стороны, традиционным жуликам «для работы» оставили мелочёвку – крыши для мелких предпринимателей, разводняки и так далее. С другой стороны, серьёзные люди уже приобщились к власти. Уважающие себя стали депутатами. В общем, к концу столетия вроде бы всё прояснилось, наладилось, только вот уважающие себя иностранные инвесторы не то что не приходили в страну, а наоборот – галопом покидали её, опуская и без того её слабенький международный рейтинг. Депутаты вроде бы принимали законы, но жили по понятиям. Историки до лучших времён забросили безнадёжное дело – под каждого премьера переписывать учебники истории. И занялись прагматичной разработкой программ и избирательных стратегий кандидатов в депутаты.

Остался народ – по идее и во имя которого, в соответствии с предвыборными лозунгами, всё это и мутилось…

Пенсионеры, «кинутые» государством на все свои сбережения на сберкнижках одним росчерком пера последнего министра финансов СССР, выживали материально исключительно благодаря своим скудным натуральным доходам с дачных участков, а духовно – поддерживаемые отчасти левыми митинговыми страстями, а большей частью – благодаря своим заботам о внуках и детях. Дети и внуки – что может быть более свято!

Пожалуй, именно совершенная неопределённость того, что же их ожидает даже через пару десятков лет, создавала атмосферу социальной неуютности. Страна стучалась в Европу: мол, «пустите пожить как вы», наивно полагая, что от подписания протоколов и международных договоров, что-то может радикально измениться.

Европа же мило улыбалась, но двери лишь слегка приоткрывала желающим и способным: «арбайтэн, арбайтэн…». Сама же дипломатическая улыбка обозначала, что «халявы не будет…».