Тайный посол. Том 1

Никто уже не слушал ничьих приказаний. Каждый думал только о себе. Видя, что беспощадный огонь запорожцев достает их повсюду, вконец ошалевшие янычары и спахии вспомнили о калитке, через которую пробирались в Сечь. Туда! К выходу! Бежать скорее из этого ада, где и старшинский дом, и курени, и даже церковь – хотя ее разноцветные стекла лишь отражали огонь выстрелов – сеют смерть!

Тысячные толпы ринулись к калитке. Но проход этот был очень узок. В него можно протискиваться лишь по одному. И каждый старается стать первым из этих счастливцев. Но кое-кто уже прокладывает себе дорогу саблей, рубит головы своим единоверцам.

Задние напирают на передних. Все кричат, ругаются, угрожают, проклинают. Хрипение умирающих, стоны раненых, отдельные крики чорбаджиев, старавшихся навести хотя бы какой-никакой порядок, беспрерывный треск выстрелов, – все слилось в дикий, невообразимый гул.

Широкий майдан, узкие сечевые проулки между куренями были уже завалены трупами и ранеными. Между ними, спасаясь от пуль, притаилось много янычаров. Снег почернел от крови.

Внезапно в этот грохот и рев ворвался тревожный рокот тулумбасов, а затем – призывный клич боевых казацких рожков, объявлявший атаку.

Звуки доносились из старшинского куреня.

Стрельба начала утихать.

И тогда раздался могучий голос кошевого Сирко:

– Сабли готовь, братья-молодцы! Сабли! Кончай стрелять! Выходи из куреней! Бей окаянных! Смерть басурманам!..

Стрельба прекратилась. Через распахнутые настежь двери и разбитые окна из куреней повалили запорожцы с саблями, ятаганами, келепами[180] в руках. С боевым кличем ринулись они на врагов, объятых ужасом, мечущихся в предрассветной морозной дымке.

3

Когда из куреня ударил залп и многие янычары упали в снег, Сафар-бей почувствовал, как что-то горячее брызнуло ему на лицо и руки. «Ранен!» – мелькнуло в голове. Инстинкт самосохранения заставил его плюхнуться на землю. Распластавшись на снегу и убедившись, что он цел и невредим, а пули перелетают через него, бюлюк-паша чуть приподнял голову, осмотрелся. Рядом с ним хрипел Карамлык. Его черные, широко сидящие глаза, прежде других замечавшие опасность, грозящую отряду и самому Сафар-бею, теперь стекленели, затягивались туманом. Обращенные к яркому месяцу на небе, они, казалось, взывали о помощи. Но холодное светило равнодушно смотрело на тех, кто всю жизнь боготворил его, молился на него, изображал на своих знаменах.

С другой стороны неподвижно лежал великан Абдагул. Из его груди хлестала кровь.

Сафар-бей понял, что его лицо и руки измазаны кровью верных телохранителей, и брезгливо вытерся шапкой. Немного придя в себя, стал думать, что делать дальше. Бежать? Но куда? Не успеешь подняться, как тебя пронзят казацкие пули… Звать воинов, чтобы, несмотря на разящий огонь, шли на приступ куреня? Напрасно! Никто и не услышит тебя в этом аду. Да и кто отважится лезть в окна и двери, из которых непрерывно гремят выстрелы, словно в куренях не по двадцать-тридцать казаков, как они предполагали, а не менее чем по триста!.. Искать Мурас-пашу и спросить, какие будут распоряжения? Нелепо и помыслить об этом! Разве найдешь его в этой суматохе? Может, он убит или уже сбежал…

Ничего не мог придумать Сафар-бей и решил, что прежде всего надо самому спасаться. Медленно отполз из-под окон, вскочил и шмыгнул в узкий проход между куренями. Сюда пули не залетали. Переждав некоторое время, выглянул из-за угла. Весь майдан перед церковью был устлан телами янычаров. Сафар-бей аж застонал от боли и отчаяния. Все пропало! Войско, честь, будущее, даже сама жизнь!.. О Аллах, почему ты помогаешь гяурам? За что губишь славных сынов падишаха, верных защитников ислама? Спаси их, о Аллах!.. Или, может, твое величие и твое могущество – только выдумка, пустой обман?..

Сафар-бей быстро перебежал короткое расстояние, отделявшее его от крепостной стены. Здесь было тихо и даже не жужжали пули. Узкое мертвое пространство, которым, кроме него, воспользовались еще несколько десятков янычаров, спасало их от верной гибели. Вот только – надолго ли?

Сафар-бей сориентировался, где калитка, и стал осторожно пробираться к ней вдоль стены.

Вдруг стрельба прекратилась, и из куреней повалили казаки. Они были кто в чем: в кожухах, в жупанах, свитках, большинство – только в белых сорочках, а некоторые даже по пояс голые. Видно, как спали, так и кинулись к оружию.

Сафар-бей остановился. Нет, до калитки добежать он не успеет. Да там, кажется, и не пробиться в давке. К тому же множество казаков ринулись туда, неся смерть янычарам, которые уже потеряли всякую способность к сопротивлению… Отчаяние охватило его. Никогда еще перед ним так явно, так зримо не стоял призрак смерти, как теперь. И какой бессмысленной смерти! Ведь приходится погибать не в бою, не лицом к лицу с противником, а показывая ему спину. Стыд! Позор!..