– На каторги всех! – закричал позади какой-то ага. – Приковать к веслам!
Ворота распахнулись. Поднимая пыль сотнями ног, вереница невольников поползла назад к морю.
2
Когда наконец Спыхальский, страстный любитель разных историй и новостей, удовлетворил свое любопытство, выслушав подробный рассказ Арсена обо всем, что с ним случилось после того, когда они расстались в камышах, у Бургаса, запорожец, в свою очередь, спросил:
– Ну, а ты, пан Мартын, как оказался здесь?
– Среди казаков?.. Я надеялся, что встречу кого-нибудь из знакомых, проше пана… И я не ошибся, как видишь…
– Да нет, как в руки к туркам попал?
Спыхальский захлопал глазами и смутился:
– О, то длуга история…
– А если коротко?
– Проше пана… Меня схватила прибрежная турецкая стража, сто чертей ей в печенку! Сразу после вашего ухода. Только я постелил в лодке хорошенькую постель из сухого камыша и травы, прилег и…
– И задремал? – улыбнулся Арсен, зная о слабости товарища. – Ах, пан Мартын, пан Мартын!
Спыхальский смутился еще больше:
– Да, проше пана, задремал… Просыпаюсь вдруг от неучтивого пинка в бок. Смотрю – стоят надо мной два турка, хлопают черными глазами да еще и хохочут, треклятые! Ну, я вскочил и, не долго думая, двинул едного в морду, а другого в брюхо! Сразу прекратили смех, проше пана! Как онемели разом! «Что тут делать? – подумал я сразу. – Беги, пан Мартын, до лясу!» Выскочил я из лодки на берег – да в камыши! Но там налетели на меня еще двое, повалили на землю и начали стегать нагайками, как быдло какое-то, пся крев! А потом накинулись все четверо, связали – и, проше пана, в холодную. Ну, а оттуда сюда. Вот так.
– Печальные истории произошли с нами… – задумчиво произнес Арсен. – Очень печальные. Как рвались на волю, скольких опасностей избежали, какие бедствия вынесли – и на тебе: снова в неволе! Да еще в какой – на каторгах… Одно утешение, други, мы снова вместе.
Рано утром, с первыми лучами солнца, тяжелая, но быстроходная галера «Черный дракон», имевшая по три ряда весел на каждом борту, мягко отчалила от каменного причала стамбульского военного порта.
Глухо, с расстановкой загудел на нижней палубе барабан – бум-бум, бум-бум! В такт этим ударам одновременно поднимались и опускались по обе стороны судна крепкие длинные весла. Плескалась за бортом голубая вода, искрилась мириадами серебристых брызг. Утренняя прохлада вместе с благоуханием зеленых садов, густо укрывавших берега Босфора, и запахами огромного города врывалась в тесные, затхлые помещения пайзенов – невольников-гребцов.
Арсену удалось сесть на одной скамье с Романом и Спыхальским в носовой части судна.
Вчера, попав на «Черный дракон», они с другими невольниками загружали трюм бочками с порохом, пушками, самопалами, копьями, ятаганами, пшеном, вяленой и соленой рыбой. Поздно ночью, когда работу закончили, их посадили за весла. Обычно на галерах каждую тройку гребцов приковывали к брусу, на котором крепились железные уключины. Но здесь – то ли из-за недостатка времени, то ли по каким-то другим причинам – их просто связали одной длинной цепью, наглухо прикрепленной на корме к толстой дубовой стене, а в носовой части замыкавшейся тяжелым винтовым замком. Цепь, протянутая между закованными ногами невольников, извивалась подобно черной толстой змее и не давала шагнуть от скамьи более двух шагов.
По узкому проходу, вдоль скамей, прохаживался надсмотрщик с плетью в руке. А в темном закутке под лестницей, возле кадки с водой, дремал старый, не годный для тяжелой работы пайзен. Его обязанностью было подавать гребцам воду и пищу.
Скрипели от большого напряжения в разбитых гнездах уключины, ритмично всплескивали за бортом блестящие весла. Тихо гомонили, перекидываясь словами, невольники.
Арсен молча присматривался к новой, непривычной обстановке. Говорить не хотелось. Товарищи тоже молчали. Крепко стиснув зубы, изо всех сил тянули все трое тяжеленное весло. Потом опускали толстую рукоять вниз и быстро выпрямляли руки вперед, наклоняя туловища до передней скамьи. А затем выпрямлялись и снова тянули весло на себя. Вперед – назад, вперед – назад!..
Непрерывно гудит, отбивая такт, барабан, позванивают кандалы, тяжело дышат потные люди.
Корабль быстро мчится мимо крутых берегов Босфора, чужих и неприветливых, все дальше и дальше на север, на широкие просторы Черного моря. Попутный южный ветер и сила многих десятков мускулистых рук упорно толкают его все вперед и вперед.
Но еще быстрее, обгоняя корабль, несется свободная, без оков мысль. Она как ветер! На нее не набросишь ярмо, ее не закуешь в кандалы!..