Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

Нашлись и союзники. Уже в сентябре 1939 г. видный праворадикальный политик и публицист Накано Сэйго, известный пронацистскими и одновременно прорусскими симпатиями, темпераментно писал: «Престарелые руководители японского правительства беззастенчиво критикуют Германию за заключение пакта о ненападении с СССР. Стоит напомнить этим старцам, что виноваты именно они, упустив из-за собственной нерешительности шанс заключить трехсторонний союз» (17). Влиятельный либеральный экономист Исибаси Тандзан (будущий послевоенный премьер) был более сдержан в выражениях, но не менее конкретен: «Я выступаю за урегулирование японско-советских отношений. Один американский сенатор заявил, что японско-советское сближение будет большой опасностью для демократии и вызовет у американцев ощущение военной угрозы. Это сказано слишком сильно. По-моему, в нормализации японско-советских отношений нет ничего неразумного. Если из-за этого и возникают какие-то опасения, то виной тому только прежняя политика Японии, которая заставила наш народ думать, что Япония никогда не будет жить в мире с СССР» (18).

Сиратори, голос которого как политического аналитика и комментатора звучал все решительнее, более всего волновала ситуация в Европе — быстрые и впечатляющие успехи Гитлера в Дании и Норвегии (апрель), Голландии и Бельгии (май) и, наконец, во Франции (июнь). В апреле принц Коноэ собирался отправиться с полуофициальной миссией в Москву, Берлин и Рим и взять нашего героя с собой, но это вызвало нервную реакцию МИД и престарелого, но все еще влиятельного «государственного старейшины» князя Сайондзи. Вояж не состоялся. В мае — июне 1940 г. Сиратори говорил и писал в основном о «пределах неучастия» в европейской войне, резко осуждая выжидательную позицию правительства, из-за которой Япония может остаться в стороне от плодов победы, включая колонии поверженных стран. Война с «англо-американо-французской демократией и либерализмом» уже идет на деле, и не надо притворяться, что мы в ней не участвуем, — вот лейтмотив его выступлений. В такой момент великая держава не может быть нейтральной, даже если формально и не находится в состоянии войны. Наступило время действовать, заключать союз с Германией и СССР и идти на юг, в Индокитай и Голландскую Индию. Зорге еще 16 ноября 1939 г. отмечал во «Франкфуртер цайтунг»: «Чем сильнее европейские страны будут заняты сами собой, тем меньше у них будет возможностей вмешиваться в дела Дальнего Востока… Война в Европе вновь предоставляет Японии возможность перейти во внешнеполитическое наступление» (19).

Призыв к коренной перестройке внешней политики был и заявкой на власть, потому что осуществить ее должен был сам Сиратори, которого токийские газетчики окрестили «человеком-бомбой японской дипломатии». Первые полтора месяца полного событий лета 1940 г. он чувствовал, что пришел его личный «золотой шанс». Все понимали, что адмирал Енаи, не расположенный к альянсу с Берлином, — последний из «переходных» премьеров и что уже следующий кабинет сможет осуществить хотя бы часть задуманных реформ. Сиратори поддерживал хорошие отношения с Коноэ, которого единодушно считали наилучшим кандидатом на пост главы нового правительства. Его поддерживали мидовская молодежь и общественное мнение, ему доверяли будущие партнеры по альянсу. В будущем кабинете Сиратори прочили в министры иностранных дел, но судьба отвернулась от него.

Будучи в глубине души консерватором, хотя и проявлявшим интерес к радикальным идеям, Коноэ выбрал Мацуока, однозначно предпочтя человека истэблишмента популярному, но одиозному «возмутителю спокойствия». Мацуока и Сиратори были давними соперниками в борьбе за лидерство в «обновленческих» кругах, поэтому их личные отношения были из рук вон плохими. В вопросе «трудоустройства» главного противника новый министр сделал ловкий ход: назначил его одним из двух советников МИД — должность соответствовавшая статусу бывшего посла, почетная, с подчинением лично министру, но без конкретных прав и обязанностей (и без допуска к секретным документам). Сиратори принял назначение «с полным сознанием того, что значит быть советником при нем (Мацуока. — В.М.

) и в таких обстоятельствах», понимая, что с ним министр будет «советоваться» в последнюю очередь (20). Второй советник Сайто Есиэ и вице-министр Охаси Тюити были старыми приятелями Мацуока.

Сиратори не принимал никакого участия в переговорах о заключении Тройственного пакта. Приглашенный 1 сентября вместе с Охаси и Сайто в резиденцию министра для обмена мнениями, он решительно высказался за «пакт четырех». Этого было достаточно, чтобы Мацуока полностью вывел его из процесса принятия решений. Сиратори понадобился только в самый последний момент, когда его попросили отредактировать окончательный английский текст договора. Да-да, для скорости обе стороны предпочли «вражеский» язык.