Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

Толки о советско-германско-японском сближении возобновились осенью 1927 г. Сначала премьер-министр генерал Танака Гиити (которому совершенно необоснованно приписывается печально известный «меморандум») отправил в Москву и Берлин специальную экономическую миссию во главе с богатейшим промышленником Кухара Фусаносукэ — своим личным другом, политическим союзником и спонсором. Перед отъездом миссию принял император, а в Москве — Сталин (документы об этой встрече, к сожалению, до сих пор не обнаружены). Затем в поездку по тому же маршруту собрался Гото, не занимавший никаких официальных постов, но лично и политически близкий к премьеру. Коллегия НКИД признала «необходимым по политическим соображениям хорошо принять Гото в Москве».

Семидесятилетний виконт публично настаивал, что едет как частное лицо и не имеет поручений от правительства, хотя Танака, занимавший также пост министра иностранных дел, просил советских дипломатов принять гостя с максимальными почестями. Официально целями визита Гото называл «ознакомление» с новой Россией и ее экономической политикой, неофициально — выяснение вопроса о возможности предоставления японцам рисовых концессий на Дальнем Востоке и о согласованной политике в Китае. Дополнительно премьер попросил его ускорить забуксовавшие переговоры о заключении рыболовной конвенции. О берлинской части визита ничего конкретного не говорилось.

Тем не менее 15 декабря 1927 г. «Нойе Цюрихер Цайтунг» писала: «Гото считается одним из убежденных сторонников сближения как с Россией, так и с Германией. В более узких кругах его поездке приписывается и более серьезное значение, а именно: заключение четверного союза — Японии, Китая, Германии и России. Формулировка подобного союза, однако, еще не воплощена в конкретный образ, и его заключение должно столкнуться на своем пути с значительными препятствиями. В то время как японские деловые круги притязают на более тесные взаимоотношения с Россией и Германией, политика Токио, несомненно, направляется одним острием против Великобритании, порвавшей свой союз с Японией, другой — против САСШ.

В Лондоне полагают, что Япония уже давно заключила с Россией, а может быть, и с Германией тайное соглашение; в то же время в Вашингтоне за последнее время возникло опасение, что Япония намерена с согласия мексиканского правительства возвести на мексиканском побережье базу для своих подлодок. Москва же стремится извлечь из всех этих трений выгоду и использовать свои отношения с Японией в процессе своих попыток завязать отношения с САСШ».

21 декабря 1927 г., в преддверии визита, перевод этой статьи, сделанный в Наркоминделе, лег на стол высшему советскому руководству (15).

Не касаясь подробно хода московских переговоров Гото, продолжавшихся почти месяц, отмечу лишь, что это «частное лицо» было принято всеми первыми лицами Советского государства, включая Сталина, председателя ЦИК Калинина и председателя Совнаркома Рыкова, не говоря уже о Чичерине и его заместителе Карахане. Цели визита Гото изложил в меморандуме, который по его указаниям еще в начале 1927 г. составил профессор университета Такусеку Мицукава Камэтаро и который был передан советской стороне вскоре по прибытии виконта в Москву. Мицукава по праву считался знатоком Китая, поэтому Гото, собираясь говорить в Москве прежде всего о китайских делах, обратился именно к нему.

«Так как теперешние беспорядки приносят серьезный ущерб соседним странам, — гласил продукт их коллективного творчества, — срочной задачей наших обеих стран является нахождение пути и средств для ускорения восстановления порядка и стабилизации Китая… Следует избегать иностранного вмешательства во внутренние дела Китая. Однако чистосердечное обсуждение и обоюдное согласие между Советским Союзом и Японией относительно их китайской политики является срочной задачей времени, принимая во внимание теперешнее положение, и для того, чтобы не упустить общую цель… Для того, чтобы обеспечить мир в Восточной Азии и, таким образом, во всем мире, совершенно необходимо создать безусловное взаимопонимание и одинаковый образ действий обеих стран в китайской политике. Для этого для обеих сторон необходимо пожертвовать теперешними преимуществами в пользу общего большого дела… Для начала было бы достаточно двустороннего заявления, что китайская проблема должна рассматриваться как затрагивающая обоюдные интересы и может быть разрешена обоюдным сотрудничеством» (16).

Суть понятна, даже с поправкой на витиеватый язык Гото и корявый наркоминдельский перевод. Прочитав меморандум, Чичерин сделал вывод, что он «направлен против Коминтерновской линии в Китае» (17). Ознакомившись с запиской Гото и комментариями наркома, генсек решил разобраться во всем сам.