ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК

Скрытое поражение внутренних органов, поныне уносящее миллионы жизней, убивающее юных красавиц и мерзких старух, не пощадило и его первую любовь — великую государыню. И вот же обидно! Для любой внешней нужды, любой царской прихоти не существовало пределов. Пожелай Настя жемчуга или каменьев драгоценных, и сотни крепких мужиков отдали бы жизнь в шахтах, в плаваньях, в походах. А здесь ничего не получалось! Вот, казалось бы, так просто – идут через двор здоровые девки — стряпуха, крестьянка, дворянка. А хоть и боярыня. Цена их жизни – пыль на сафьяновых сапожках. Возьми их нутро, да царице вставь! Не согласятся? А кто б их спрашивал?! Так нет! Нельзя! Не придумано людьми, не даровано Богом...

Царь нахамил Богу в церкви при свидетелях. Велел выкинуть к свиньям запас кровохлебки, босянки и уздеца. Смирной не зря пил пробы трех бесполезных трав. Теперь, если после них и Феофана жив останется, пусть живет. А сдохнет, — туда и дорога!..

Переменили лечебный курс. Привезли с Белого моря моржовый клык — самое мощное из проверенных противоядий. Терли клык в муку, запекали в малый колобок. Царица не смогла его проглотить. Размешали муку в клюквенной водичке, влили больной в рот. Ждали улучшений три дня – становилось только хуже. Царь отменил все народные средства, разогнал знахарей, двух самых медлительных зарубил собственноручно. Трупы скатились с Красного крыльца. Убирать их боялись.

Снова позвали иноземных докторов.

Первым прибежал немец Елисей Бромелиус, замер в углу. К осмотру приступать не торопился — не раз их проводил, но теперь без коллег выступать не хотел. Дело шло к развязке, — не крайним же становиться! Четыре неразлучных англичанина — Стэндиш, Элмс, Робертс и Фринсгейм — появились одновременно. Фринсгейм выглядел бледнее всех. Он слыл за аптекаря, от него ждали чудодейственных лекарств, и он был первый кандидат в подсудимые. Все помнили лихую судьбу венецианского магистра медицины Леона, которого бабка царя Софья Палеолог привезла в Москву для личного пользования, а потратила впустую. Леон должен был переводить женские романы Константинопольской библиотеки, составить по ним «Трактат о прелестном воспалении чувств» и пользовать Софью от воспалений телесных. Но государь Иван III Васильевич велел венецианцу лечить старшего сына Ивана. Князь Иван благополучно скончался. Леону грубо и грязно оттяпали голову. Так что, теперь московские лейб-медики были очень сдержанны в прогнозах и диагнозах. Они лекарств уже не предлагали. Говорили о терапии свежим воздухом, о необходимости переждать кризис. Упоминалось также имя Божье. Англичане клеили к нему слово «destiny», а немец стрекотал «heilige unterstutzung». Слышать это из неправославных уст было странно. Пока врачи спорили на смеси трех языков, ключник Анисим Петров стоял на страже у спальни Настасьи и не скрывал слез. На все вопросы отвечал одинаково: «Ее так рвет!».

Только это и доносили царю, а рассуждений пяти эскулапов он слышать не хотел. Врачей выгнали в шею. Сомов с Егоркой шумно выволокли их на Красное крыльцо, громко матерились, но на ухо изгоняемым шептали ласково: «Потерпи, голубчик, царскую волю». Спуск со ступенек прошел без особых повреждений. Только Фринсгейм споткнулся о труп колдуна и расквасил нос.

Все! Дальше ехать было некуда. Позвали митрополита Макария. Больной старец приполз из своих палат. «Врачу, исцелися сам!», — вспоминали придворные древнюю поговорку, глядя, как Макарий пытается удержать крест в вертикальном положении.

Вечером 6 августа Грозный строго спросил у митрополита, каким святым ему помолиться? – он собирался отстоять всенощную в Благовещенской церкви. Просьба была странной — сегодня отмечался великий день Преображения Господня. Молиться следовало непосредственно Христу, но Грозный службу пропустил.

— А? – переспросил Макарий, прикладывая сухую ладошку к глухому уху, — молиться завтра можно, а молоко вкушать – грех. Среда...

Макарий и вовсе забылся — какая там среда! — тянулся строгий Успенский пост, молоко запрещалось автоматически.

— Какие в августе святые?! Чья молитва доходчивей к Господу?! – заорал вне себя Грозный.

— Ах, в августе? В августе-то мы готовимся возликовать на Успение пресвятой Богородицы, — через неделю, в четверг 15-го числа. Когда преставилась непорочная Богоматерь, вся Вселенная наполнилась гомоном...

Грозный взвыл от горя и страха, прижался пылающей головой к прохладной каменной стенке.

Данила Сомов надвинулся на митрополита и спросил, какие еще конкретно есть на днях святые, и что у них были за дела? Митрополит радостно закивал:

— А 29-го августа – день усекновения честной главы Иоанна Предтечи происками блудливой Саломеи и ее матери...