Тайный суд

Юрию не хотелось верить, что в Тайном Суде столько времени председательствовал обычный жулик. Он попытался вступиться:

– Но он же, Домбровский, еще и художник. Вольный художник – он, во всяком случае, так представился. Не исключено, что зарабатывал картинами.

Катя едва не расхохоталась.

– «Вольный художник»! Не смеши меня. По профессии он часовых дел мастер, и кисти, насколько я знаю, ни разу в руках не держал. А вот что касается коллекционирования… Ты видел, какие картины у него на стенах висят?

– Да, отличные репродукции.

– «Репродукции»! – усмехнулась Катя. – Чтоб ты знал, там ты найдешь и подлинники – Рубенс, Гойя, Веласкес… Я уж не говорю о собраниях импрессионистов и кубистов, о персидской живописи, о китайских вазах!

– Вазы были разбиты, – вставил Юрий.

– А к осколкам ты не приглядывался? Я вот пригляделась. Черепки дешевой кустарной керамики, которую на Сухаревке купишь за копейки! Нет, тут явная инсценировка для простаков! А одна только его коллекция старинного оружия чего стоит! Кстати, ты все это видел у него на стенах, когда был там в последний раз?

– Нет, – вспомнил Юрий, – все было разгромлено, стены голые.

– То-то и оно! Значит, готовился заранее, в один миг все это не унесешь.

– Но ведь там побывали эти подземные уроды!

– И ты полагаешь, он к их визиту не подготовился?

– А побоище? Мы же видели… Думаешь, инсценировка?

– Почему бы и нет? На такое у этого «вольного художника» вполне хватило бы ума. Так же, как оставить тебя в живых.

– Я-то при чем? – удивился Юрий.

– Ну как же! Кто-то должен был стать свидетелем его якобы кончины. У Центра длинные руки, и знай там, что он сбежал, его бы рано или поздно все равно нашли. Нужен был кто-то, вызывающий доверие, кто поведал бы о его героической кончине в неравном бою. Какому-нибудь Борщову с его репутацией могли и не поверить, а вот тебе…

Да, все сходилось! Юрий нахмурился:

– И по-твоему, он вступил в контакт с этой подземной братией?

– Тут тоже не вижу ничего странного, – она пожала плечами. – Не даром, конечно, поделиться пришлось, но можно пойти и на некоторые расходы, чтобы сохранить главное.

– А что ты вообще можешь сказать об этих подземных королях-императорах? Слышала о них прежде?

– Доводилось, – кивнула Катя. – В наших анналах есть о них упоминания. Эдакая подземная коммуна, наподобие той, что пытался построить Оуэн[32], только оказавшаяся более прочной. По нашим сведениям, она существует уже едва ли не третье тысячелетие… Ну, это, может быть, и легенда; но тому, что она есть, ты сам свидетель. Вообще, в нынешнем мире столько всякой нежити развелось! Посмотри, что у нас тут делается! А на Германию нынешнюю посмотри!

– А что там, в Германии? – удивился Юрий. Он был почти не в курсе происходящего в мире, ибо газет в последнее время совсем не читал, поскольку знал теперешним советским газетам цену.

– Совсем ничего не знаешь?! – изумилась Катя. – Я там как раз недавно была. Там тоже один свободный художник решил осчастливить немцев. И самое удивительное – за ним пошел народ! Так что глупость не только у нас процветает. Этот, кстати, будет пострашнее, чем наши король с императором. Тоже – посмотреть на то, что там делается, – не сразу поверишь, что оказался в реальном мире.

Да, эти миры, которых не может быть, видимо, существовали во множестве.

– Идиотизм людской долговечен, – продолжала Катя. – Правда, не столь долговечны вожди, стоящие во главе. По-моему, в нашем подземном царстве тоже вскоре готовится очередной переворот.

– С чего ты взяла? – спросил Юрий.

– Так, предположение. Ты заметил, что2 шьют эти уродицы на скамьях?

– Как-то не приглядывался.

– А вот я пригляделась. И мне показалось – это погребальные саваны.

– Ну, мало ли кого собрались хоронить…

– Ну да… Один явно рассчитан на кого-то горбатого, с толстым брюхом и большой головой, а другой – на кого-то огромного роста и длинными ручищами… Причем оба савана почему-то расшивают золотой канителью и драгоценными камнями.

– Думаешь, для короля с императором?

– Не знаю, – покачала головой Катя, – но как-то сомневаюсь, что каждого тут после смерти обшивают золотом и самоцветами… Боюсь только, – добавила она, – что для нашей с тобой судьбы это не слишком существенно.

Скорее всего, она была права, но Юрий сейчас не об этом думал. Одна мысль терзала уже давно, и только сейчас он решился высказать ее вслух:

– Скажи, а тогда, в твоей квартире… ну, ты помнишь… когда это случилось между нами… ты… тогда…

Катя нашла в себе силы улыбнуться.

– Выполняла задание? – за него договорила она. – Глупенький ты, глупенький, Юрочка. Не хочу поджимать губки и говорить: «За кого ты меня принимаешь?!» – пошло и не к месту; но спроси лучше самого себя: неужели ты тогда ничего не почувствовал?

Вместо ответа Юрий прильнул к ней. Возможные муки, смерть – все сейчас не имело значения. Он верил ей. И она была тем единственным, ради чего следовало жить… Жаль, по-видимому, недолго; но только это и было настоящей жизнью: когда рядом с ней!