Тайный суд

– Это что, прямо вот так вот на подоконнике разделывать?

– Давай прямо. Мы ж с тобой кто? Алкаши!.. А я пивко щас открою.

– Валяй, Вася, трубы горят.

– Какой я тебе Вася, какие еще трубы?! Ты что, тудыть твою, набрался перед заданием?!

– В рот не брал. Это ж я – для конспирации.

– А-а… Вобла, однако, ничего, смотрю, свежая… Ну-ка… Да, во рту тает…

– И пивко хорошее, сегодняшнее.

– Давай сюда! Ишь, присосался! Так через час без ни шиша останемся.

– Еще ж четыре бутылки.

– А сколько еще стоять, ты знаешь? Может, до самого вечера. И налижешься – какая тогда точность стрельбы?

– Ништяк, Вася! Я, когда за стрельбы грамоту получил, – сколько я, по-твоему, перед тем принял?

– Ну…

– Гну! Как раз четыре «Жигулевского». У меня от него, от пива, меткость как раз обостряется – видать, особое свойство такое организма.

– Гляди-ка ты! Может, и у меня тоже? Ну-ка, вторую открывай…

– Тсс!

– Чё?..

– Через плечо! Вон дверь, кажись, открывается.

– Пускай себе открывается. Это какая квартира?

– Пятьдесят восьмая.

– А нам какая нужна, помнишь хоть?

– Пятьдесят девятая.

– То-то. А для пятьдесят восьмой мы для маскировки кто? Алкаши. Давай-ка открывай, в самый раз будет.

Катя и Юрий стояли в прихожей пятьдесят восьмой квартиры и по очереди смотрели в дверной глазок. Двое пьянчужек разделывали воблу на подоконнике. Что делать? Ждать? Но они могут и до вечера сосать свое пиво.

Да никакие они и не пьянчужки, хоть и лихо тянут пиво из горла, наконец сообразил Юрий: вон, у обоих под спецовками рукоятки наганов торчат сзади из-под ремней.

Катя, переодетая в мальчугана, подмигнула Юрию и, придерживая велосипед, открыла дверь.

– Дяденьки, помогите, пожалуйста, велик спустить, – вежливо попросил мальчуган, выкатывавший велосипед из пятьдесят восьмой квартиры.

– Сейчас вот все бросим и будем с твоим лисапедом возюкаться… – буркнул один из алкашей.

– Дяденьки, ну тяжело очень… – ныл малец. – Только через этот пролет, тут последняя ступенька крутая. Вам же одна секунда, дяденьки!

– Ладно, чего там… – снизошел второй алкаш. – Давай, Вася, поможем пацану.

Оба нехотя подошли и взялись за раму велосипеда.

– Ты бы хоть от масла раму протер.

– А это и не масло, дяденьки, – озорно отозвался мальчонка. С этими словами он отпустил руль и повернулся в сторону приоткрытой двери: – Все в порядке, пошли.

У сержанта Хренкова и сержанта Колуева челюсти разом отвисли. Из пятьдесят восьмой квартиры, посмеиваясь, вышел не кто иной, как знакомый им по фотографиям кочегар-доцент Васильцев, только с седой бородой. В руках он держал сумку и здоровенного котищу. А они…

Черт возьми, да что ж это такое!..

– Стреляй! – прошипел сержант Хренков, совсем забывший, что велено – шилом.

Ну а если и стрелять, то чем стрелять, чем?! Ногой, что ли?! Руки-то, руки, как цементом, прихвачены к этой раме, разве только с ладонями вместе ее от рук оторвать!

Васильцев и пацан этот спускались не спеша.

– Давай за ними! – скомандовал сержант Хренков и поволок велосипед вместе с прилипшим к нему сержантом Колуевым вниз по лестнице.

Крутившиеся педали пребольно колотили сержанта Хренкова по коленкам. Недолго, правда. Потому что в одну секунду сержанты оступились и пересчитали все ступеньки на лестничном пролете. Хренков крепко стукнулся лбом о батарею и уже не понимал ушибленной головой, то ли это велосипедные шины, все еще крутясь, с шипением трутся о стену, то ли сержант Колуев что-то шипит, выплевывая выбитые зубы.

* * *

– Куда теперь? – спросил Юрий, когда они вышли из подъезда. – Если НКВД начало охоту, они не остановятся… В Москве оставаться нельзя, обложат, как волков, рано или поздно все равно выследят. Хоть на время надо отсюда дать дёру.

– И как ты это собираешься делать?

– Ну, не знаю… На поезде…

– На всех вокзалах уже по полсотни шпиков, можешь не сомневаться.

– Тогда – машину угнать.

– Если они не совсем дураки, то и все выезды из Москвы перекрыты. И все причалы, будь уверен.

– Да, дело швах, – подвел итог Юрий. – А у тебя есть какие-нибудь мысли?

– Не бог весть что, но все-таки есть одна идейка. Не знаю, проскочит или нет, но попробовать надо, все равно нет другого выхода. Даром, что ли, у меня полная сумка документов?

* * *

Народный комиссар был зол выше всякой меры. Это ж надо! Провели как пацанов! Но когда увидел перед собой этих лопухов, сержантов Хренкова и Колуева, в их нынешнем виде – зубы выбиты, одежда изорвана, ладони – сплошное месиво (их, говорят, полчаса отдирали от этого велосипеда), – все же не мог не улыбнуться: да, будет что вспомнить! И даже отдав распоряжение отправить обоих в расход, все еще продолжал слегка улыбаться.

Впрочем, расслабляться было нельзя. Он сдернул трубку телефона:

– Вокзалы?

– Везде наши, – был ответ.

– Пристани?

– Мышь не проскочит.

– Магистрали?

– Все перекрыты, товарищ народный комиссар.

Он положил трубку. Нет, не должны выскользнуть!.. Если бы речь шла о ком другом; но эти!..

Нарком стал расхаживать по кабинетуиз угла в угол. Есть ли еще для них какая-нибудь щелочка? Если только крыльев у них нет…

Стоп! Крылья!