– Правда? Потом вы обязательно должны мне рассказать о вулканах. Какие это, должно быть, ужасные горы! Но они, наверное, очень красивые! Может, чем вещь ужаснее, тем она красивее, или я ошибаюсь? Позвольте мне рассказать вам историю про чудотворное кау. Несколько лет назад жил один разбойник, которого никто не мог поймать. Он убивал, грабил и мародерствовал на дороге из Лхасы в Китай и творил все, что ему вздумается. В конце концов его секрет раскрыли. У него было очень сильное защитное кау – пули просто отскакивали от него, как от железного. Он стал таким самоуверенным, что однажды даже приехал в Лхасу, слез с лошади и пошел на рынок прямо в толпу. Его узнали, но никто не смел до него дотронуться. В конце концов кто-то попытался схватить его, но он защищался и стал стрелять. Другие тоже стали стрелять, но не могли причинить ему никакого вреда; пули только соскальзывали с него, как с ледяного. В конце концов один лама прочитал магическое заклятье. Бандит вдруг раскаялся и увидел безумие своих поступков. Он снял кау, поцеловал его и тут же упал, пронзенный уж не знаю сколькими пулями!
– А что сделалось с кау?
– За него случилась страшная драка. Многие были ранены или раздавлены в потасовке… Вот вам Тибет! Мы вам все еще нравимся? Ах, мы такой странный народ!
Солнце быстро заходило за лесистыми горами за Гангтоком. Я заметил, что Энче Каси и Цетен смотрят на часы. Пема встала, нам было пора прощаться.
– Не забудьте про танцы лам на следующей неделе. Мы будем вас ждать, – сказала она, садясь в машину, черную и торжественную, как мавзолей.
Я вернулся в комнату и поставил стулья на место. Маленький красный платок лежал на земле. Я подобрал его. В уголке я увидел написанное слово jeudi (четверг). Это была простая забывчивость, не послание. Но все равно это было очень мило.
Гангток – маленькая деревня, изолированная в горах, но, когда его узнаешь поближе, он оказывается гораздо интереснее, чем можно подумать при первом взгляде. Он находится на границе между Индией и Тибетом, и это значит, что там встречаешь самых разных людей. По утрам в праздничные дни базар представляет собой живую антропологическую галерею. Радостные крупные тибетцы, созданные для просторов своих огромных пустынных равнин, проходят, как кони, сквозь толпу крошечных непальцев и сталкиваются плечами с молчаливыми индийцами и мусульманами с северо-запада, тоже высокими и мужественными; но мусульмане такие гордые, что, кажется, готовы оскорбиться в любой момент.
Религии там, где встречаются две и больше цивилизаций, всегда дают много материала для наблюдений. Здесь Запад (латинский алфавит, механические изобретения, христианство, брюки и сутаны, моногамия, гигиена, художественный реализм и так далее) вступает в контакт со множеством других комплексов: с тибетским (буддизм, экономический и социальный феодализм, длинные волосы у мужчин и женщин, масло); с непальским, индуистским и другими. Как эти цивилизации взаимодействуют и реагируют друг на друга? На первый взгляд очевидно, что материальные заимствования – самые простые и быстрые, тогда как нравственное и духовное влияние проявляется гораздо медленнее или не проявляется совсем. Запад неоспоримо властвует над головами и ногами. В фетровые шляпы и кожаные ботинки переоделись почти все. Значки (британско-индийское военное влияние), сигареты, велосипед и перьевые ручки очень распространены. Кроме того, как мне говорят, все шире распространяется обычай жениться по романтической любви.
Ввиду больших культурных традиций азиатских народов в основном они стремятся перенять у Запада только его технические преимущества. Их отношение к нашему духовному посланию остается решительно критическим. В XIX веке Запад внушал уважение силой и успехом. От них осталась только жалкая тень, и теперь послание должно отвечать само за себя. Восток говорит на него, что, если за две тысячи лет христианство не сделало нас ничуть лучше их, не смогло принести нам мир даже в собственном доме, какие такие особые достоинства у этого учения, которые возвышают его над их учением? Отношение многих жителей Востока к нам превосходно выражено в одной из книг Линь Юйтана: «То обстоятельство, что у жителей Запада тоже организованная общественная жизнь и что лондонский полицейский поможет пожилой женщине перейти улицу, не зная конфуцианского учения об уважении к старости, неизменно становится для китайца большим или меньшим шоком» («Моя страна и мой народ»).