Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи

Кровь из печени польется через рот.Не повредив черепа,

Мы вытащим через рот все внутренности.Человек будет жив, хотя его сердце будет вынуто через его рот.

Когда буддизм наконец пришел в эту страну, изменил обычаи диких горцев и пролил свет индийской цивилизации, бонпо пришлось отказаться от жертвоприношений людей и животных и вместо этого использовать тормы, маленькие статуи из теста из ячменной муки, масла и воды. Это очень похоже на то, что происходило в III веке н. э. в Японии, когда терракотовые статуи (ханива) заменили мужчин и женщин, которых раньше зарывали живьем, когда умирали японские правители.

Борьба между добрым и злым демиургами является фундаментальной в концепции вселенной бона. Таким образом бонская теогония определенно происходит из иранских и манихейских источников. Недаром бонпо согласны с тем, что их вера ведет происхождение из Западного Тибета. Их космогония, их ритуалы, однако, возвращают нас к примитивным и недифференцированным культам Центральной и Северной Азии, известным под общим названием шаманизма. Для бонпо, как и для шаманов, небеса представляют наивысшую важность. Небеса – это мудрость и сила, видимый аспект божественности. С небес – то есть с одного из девяти небес – спускается веревка (мутаг), по которой происходит обмен между этим и потусторонним мирами; мертвые поднимаются по ней к своей надземной цели.

Мифология бона чрезвычайно сложна; в ней бессчетное количество оккультных духов и божеств, почти все они враждебны человеку; эти духи ревниво относятся к своим владениям – земле, деревьям, рекам, – и их нужно задабривать постоянными жертвами. В том числе и по этой причине священники бона всегда были экзорцистами и некромантами и легко впадали в транс, когда, как считается, ими овладевают духи или когда они общаются с божественными духами. Возможно, тибетцы ведут свою любовь к маскам из шаманизма. Во многих местностях как в Тибете, так и за его пределами шаман, когда им овладевает дух или бог, закрывает свое лицо маской, что символизирует полное преображение его личности.

Выходя из храма, я заметил на росписях у входа четырех ужасных богов – лама не смог назвать мне их имена. Моим первым желанием было сказать, что разделение богов на ужасных и мирных тоже скопировано у ламаизма. Но, поразмыслив, я решил, что на самом деле может быть наоборот. В действительности древние тибетские легенды говорят, что, когда Падмасамбхава проповедовал буддизм в Тибете, он обратил не только людей, но и множество местных духов и демонов, которые затем перешли в буддизм, сохранив свои ужасные формы в роли его поборников и защитников. Во всем этом есть глубокая истина; иными словами, буддизм не вытеснил существовавшие до него религии в одночасье, но впитал многие их черты. Этим может объясняться все то дикое, кровожадное, варварское, сатанинское в тибетском искусстве, все то, что представляет собой сохранившиеся остатки древнего азиатского субстрата, важным элементом которого является бон. Так, рассмотрев картины во второй раз, я счел их единственными действительно автохтонными чертами, идеально настроенными на тайный дух мрачной, зловещей религии, целиком состоящей из змей, экзорцизма и заклинаний.

Мы вышли на воздух. Снова светило солнце. Красно-желтые цветочки росли между большими камнями, которыми была вымощена деревенская площадь. Я почувствовал освобождение. Вдалеке ледяная вершина Кундуганга сверкнула в ясном небе, а потом ее снова затянули тяжелые предвечерние тучи. Женщины пели, работая в полях.

Глава 11

Видения мертвых

Лама Нгаванг: «Вы такие же цивилизованные люди, как и мы»

Киримце – крошечная деревушка, лежащая на том же плато, что и Пемоганг. Но в Пемоганге храм бона, а в Киримце прекрасный буддийский храм, принадлежащей школе Ньингма («древние»). Можно было ожидать, что между двумя деревнями будет некоторая вражда, но я не смог заметить ни следа ее, во всяком случае на поверхности. Жители Киримце говорят, что жители Пемоганга придерживаются бона между делом, так же как жители итальянской деревни сказали бы о своих соседях, что они лозоискатели, или умеют прививать деревья, или что-нибудь в этом роде. Иными словами, они говорят о них как о соседях, которые случайно имеют некоторые особенности, но в принципе ничем не отличаются от них.

Только один человек слегка поморщился, когда я сказал ему, что иду в Пемоганг; это лама Нгаванг из Киримце. Но лама Нгаванг – человек особый и сам себе указ. Это старый ворчун, невероятно старый и с невероятно редкой бороденкой, которую даже сложно так назвать. У него всегда наготове свое мнение, ясное и четкое, и он всегда говорит напрямик.