Таис Афинская

— Смотри, Эоситей, предупредил ли ты наших красавиц об опасных свойствах Эврота! — крикнул Менедем в спину начальнику, широко шагавшему со своей прекрасной ношей. Эллины любили носить обожаемых женщин — это служило знаком уважения и благородства стремлений. Стратег не ответил и, только опустив Таис на землю у самого берега, сказал:

— Эгесихора знает, что Эврот течет из-под земли. В его верховьях, около Фения в Аркадии, где «Девять Вершин», есть развалины города, называвшегося в честь жены Ликаона, пеласга, сына Каллисто. Под девятиглавой горой Ароанией есть ущелье страшной глубины, в котором даже летом лежит снег. Из ущелья небольшим водопадом падает на скалу ручей Стикс. Вода его смертельна для всего живого, разъедает железо, бронзу, свинец, олово и серебро, даже золото. Черная вода Стикса бежит в черных скалах, но потом становится ярко-голубой, когда скалы испещряются вертикальными полосами черного и красного — цветами смерти. Стикс впадает в Критос, а тот — в нашу реку и, растворяясь в ней, делается безвредным. Но в какие-то дни, известные лишь прорицателям, струи Стиксова ручья не мешаются с водой Эврота. Говорят, их можно увидеть — они отливают радугой старого стекла. Того, кто пробудет в этой струе некоторое время, ждет аория — безвременная смерть. Вот почему купанье в нашей реке иногда может причинить беду.

— А как же вы все? Неужели не решаетесь?

— Клянусь Аргоубийцей, мы даже не думаем об этом, — сказал подоспевший Менедем, — всех нас ждет аоротанатос (ранняя смерть).

— Тогда зачем же пугаете нас? — укорила спартанцев Таис, распуская узел ленты под тяжелым пучком волос на затылке. Черные их волны рассыпались по плечам и спине. Словно бы в ответ Эгесихора выпустила на свободу свои золотые пряди, и Эоситей восхищенно хлопнул себя по бедрам.

— Смотри, Менедем, как хороши они рядом. Золотая и черная, им всегда надо быть вместе.

— А мы и будем вместе! — воскликнула Эгесихора.

Таис медленно покачала головой.

— Я не знаю. Я не договорилась еще с Эоситеем о навлоне — цене моего проезда в Египет. У меня не так много серебра, как сплетничают в Афинах. Мой дом там стоил немало.

— Зачем же ты поселилась вблизи Пеларгикона! — сказала Эгесихора, — я давно говорила тебе…

— Как ты сказала? — невольно рассмеялась Таис.

— Пеларгикона — Аистового склона. Так шутя называют лакедемоняне ваш Пеласгикон в Акрополе. Ну, пойдем выше по течению. Я вижу там ивовую рощу.

Ивы особенно почитались гетерами, как деревья, посвященные могучим и смертоносным богиням — Гекате, Гере, Цирцее и Персефоне. Ивы играли немалую роль в колдовских, в лунные ночи, обрядах Богини-Матери.

Низко нависшие над водой стволы старых деревьев купали свои ветви в быстрых светлых струях, как бы отгородивших занавесью глубокую заводь. Таис, закрутив натуго волосы, поплыла к другому берегу, оставив позади хуже плававшую и осторожную на воде подругу. Белые водяные лилии — ненюфары сплошь покрыли своими листьями глубокий омут под берегом, весь залитый полуденным солнцем. Таис с детства любила заросли ненюфар: казалось, в темной и глубокой воде они скрывали какую-то тайну — или обиталище прекрасных нимф реки, или утонченную драгоценную вазу, или сверкающий перламутр раковины. Таис быстро научилась нырять. Как ей нравилось уходить вглубь, под кувшинки, и любоваться солнечными столбиками, просекающими сумрачную воду! И вынырнуть вдруг на ослепительный зной среди плавающей зелени и цветов, над которыми вьются радужнокрылые стрекозы!

И сейчас, как в детстве, Таис вынырнула средь лилий. Нащупав ногой ослизлый корявый ствол на дне, она стала на него, широко раскинув руки поверх листвы и озираясь вокруг. Было тихо. Только журчанье струй по камешкам и ветвям нарушало знойную тишину боэдромиона — последнего месяца лета. В подмыве берега чернели гнезда щурков. Красивые, зеленые с золотом, птицы уже давно вывели птенцов и научили их летать. Остроносые нарядные и быстрые щурки сидели в ряд на сухой ветке, греясь на солнце после ночной прохлады. «Скоро, совсем скоро они улетят на юг, в Либию, откуда появляются каждый год, — подумала Таис, — а еще раньше поплыву туда я». Она оглянулась на тихую, горящую в солнце заводь, железно-зеленую листву старых ив и заметила двух гальцион-зимородков. Они мелькали ярко-синей пестрядью своих коротких крыльев над сломанным деревом. В детстве Таис жила на небольшой реке. Милые воспоминания подступили к ней, пробежали грустной радостью и умчались вдаль. Светлый и горький опыт жизни! Она узнала необъятное море, его власть и мощь, так же как и людское море жизни. Но оно не страшило молодую гетеру. Полная сил и уверенности в себе, она стремилась дальше в Египет, всегда бывший для эллинов страной мудрости и тайны…