Таис Афинская

Свитки папируса, пергамента, исчерченные дощечки лежали поверх массивных ящиков. Середину комнаты занимал большой широкий стол с пятиконечными звездами и спиралями, ярко-голубыми на фоне серой каменной столешницы. Делосский философ подвел афинянку к столу и усадил напротив себя на неудобный египетский табурет. Философ долго молчал, упорно глядя на Таис. И странное дело, удивительное спокойствие разлилось по всему ее телу. Таис сделалось так хорошо, что она всем сердцем потянулась к серьезному, неулыбчивому, скупому на слова старику.

— Ты удивила меня замечанием о зверобогах Египта, — сказал философ, — что ты знаешь о религии? Тебя посвящали в какие-нибудь таинства?

— Никогда. Я ничего не знаю, — Таис хотелось быть скромной перед этим человеком, — я гетера с юности и не служила ни в каком храме, кроме Афродиты Коринфской.

— Откуда же знаешь ты, что боги возвышаются вместе с человеком? Ведь это означает, что человек изыскивает богов в себе, а за такие убеждения ты подверглась бы опасности, и очень серьезной.

— Ты напрасно считаешь меня столь умной, мудрец. Просто я…

— Продолжай, дочь моя. Мне, не имевшему потомства, неспроста хочется назвать тебя так. Это свидетельствует о близости наших душ.

— Я, изучая мифы, увидела, как боги Эллады от древности до наших дней делались постепенно добрее и лучше. Артемис, охотница и убийца, стала врачевательницей. Аполлон, ее брат, начал издревле беспощадным карателем, убийцей, жадным и завистливым, а сейчас это лучезарный бог-жизнедатель, перед которым радостно склоняются. Моя богиня — Афродита — в древних храмах стояла с копьем, как Афина. Теперь есть Урания, несущая людям святую небесную любовь, — щеки Таис вспыхнули.

Жрец-философ посмотрел на нее еще ласковее, и Таис осмелела.

— И я читала Анаксагора. Его учение о «Нус» — мировом разуме, о вечной борьбе двух противоположных сил: злого и доброго, дружественного и враждебного. Антифонта, учившего, что люди равны, и предостерегавшего эллинов от пренебрежения к чужеземным народам… — Таис запнулась, вспомнив собственные ошибки, за которые чуть не расплатилась жизнью.

Философ догадался.

— А сама не смогла преодолеть этого пренебрежения, — сказал он, — за что и попала к крокодилам.

— Я не смогла и не смогу принять нелепого поклонения богам в зверином облике: безобразным бегемотам, мерзким зухосам, глупым коровам, бессмысленным птицам. Как могут мудрые люди, да любые люди со здравым умом…

— Ты забыла, скорее, не знаешь, что религия египтян на несколько тысячелетий старше эллинской. Чем глубже во тьму веков, тем темнее было вокруг человека и в его душе. Тьма эта отражалась во всех его чувствах и мыслях. Бесчисленные звери угрожали ему. Находясь во власти случая, он даже не понимал судьбы, как понимаем ее мы, эллины. Каждый миг мог быть последним. Нескончаемой чередой шли перед ним ежечасные боги-звери, деревья, камни, ручьи и реки. Потом одни из них исчезли, другие сохранились до наших дней. А давно ли мы, эллины, поклонялись рекам, столь важным в нашей маловодной стране?

— Но не зверям!

— Деревьям и животным тоже.

К удивлению Таис, жрец-философ рассказал ей о культе священных кипарисов на Крите, связанных с Афродитой. Но более всего поразило ее древнее поклонение богиням в образе лошадей. Сама Деметра, или Критская Рея, в святилище Фигалия на реке Неда в Аркадии изображена с лошадиной головой. Священная кобыла обладала особой властью по ночам и служила вестницей гибели. Ни философ, ни Таис не могли подозревать, что более двух тысяч лет после их встречи, в одном из самых распространенных языков мира страшное ночное видение, кошмар будет по-прежнему называться «ночной кобылой».

Богиня-кобыла превращалась в трехликую богиню-музу. Ее три лика соответствовали Размышлению, Памяти и Песне. Лишь впоследствии, когда женские божества уступили мужским, трехликая Муза стала Гекатой, а Девы-Музы умножились в числе до девяти и находились в подчинении у Аполлона — водителя Муз.

— Теперь я понимаю, отчего древние имена нимф и амазонок звучат так: Левкиппа — белая кобыла, Меланиппа — черная, Никиппа — победоносная, Айниппа — милосердно убивающая кобыла.

— А позднее, когда животные божества утратили свое значение, имена переменились, — подтвердил философ. — Уже при Тесее была Ипполита, Ипподамия — властительница, укротительница лошадей, то есть героини-люди, а не нимфы с обликом животного. Здесь тоже произошло возвышение религии, как ты верно заметила.

— Но тогда… — Таис запнулась.

— Говори, мне ты можешь сказать все.

— Тогда почему облик Богини-Матери, Великой Богини, нежен и ласков, хотя он гораздо древнее мужских богов-убийц?