Так было

Здесь явно националистическая линия во всех вопросах, сказал далее Шелепин, не только в отношении внешней торговли, но и в отношении внутренней политики, идеологии.

Необходимо выехать одному-двум членам Президиума ЦК на Украину, созвать Пленум ЦК КП Украины и по-настоящему разобраться в этих вопросах. Здесь же необходимо принять развернутое решение с политической оценкой ЦК указанных ошибок Шелеста и Подгорного.

Затем выступил Рудаков, который стал вспоминать факты, которые были более 10 лет тому назад, когда он работал на Украине, в Донбассе, как заставляли старых рабочих изучать украинский язык. Словом, Рудаков стал подтверждать, что на Украине процветает национализм.

Выступил Подгорный. Оправдываясь, он сказал, что, когда получил письмо Шелеста, был очень занят и потому бегло посмотрел его.

Конечно, он считает ошибочным такое письмо Шелеста; ни тогда, ни теперь не разделял такие взгляды. Его ошибка лишь в том, что он не вник в суть письма и послал его на заключение. "Я должен был не рассылать это письмо, - сказал Подгорный, - а обсудить его в Президиуме, без требования заключения ведомств".

Устинов выступил в таком же духе. Косыгин и Брежнев, осуждая это письмо, выступали более умеренно. Брежнев сказал, что сомневается, надо ли созывать Пленум ЦК КП Украины. Он высказался за то, чтобы было принято решение ЦК КПСС по этому вопросу и предложил подготовить проект такого решения Секретариату ЦК.

21 октября 1965 г. Президиум ЦК КПСС принял следующее решение:

"О записке первого секретаря ЦК КП Украины т. Шелеста П.Е.

от 2 августа 1965 г.

Президиум ЦК КПСС считает, что предложение т. Шелеста П. Е., изложенное в его записке об организации непосредственных внешнеэкономических связей Украины с зарубежными странами, является неправильным и политически ошибочным.

Президиум ЦК отклоняет это предложение.

Принять к сведению заявление т. Шелеста П.Е. о том, что он признает неправильным внесенное им предложение и осуждает его.

Ограничиться обсуждением этого вопроса на Президиуме ЦК".

Кроме низкого политического уровня и явного налета великодержавного шовинизма, как я потом понял, за этими резкими выступлениями скрывалось и другое: борьба группы Шелепина, которую кое-кто называл "группой молодых", против Брежнева и его окружения. Как известно, это окружение состояло в основном либо из украинцев, либо из людей много лет живших на Украине. Сам Брежнев там родился и работал почти все время до Москвы. Мне не только претила такая явная и агрессивная борьба за власть, но и было крайне неприятно слышать такие шовинистические выступления на Президиуме ЦК. Я был лучшего мнения о Шелепине. Я считал, что он умнее Брежнева, больше работает, больше понимает. Но после такого эпизода я подумал, что одна группировка не лучше другой.

Это опять вернуло меня к мыслям об отставке, которые появились после октября 1964 г. и все время не давали мне покоя. Примитивизм и безответственность команды Брежнева и других в Президиуме ЦК мне претили. Мое мнение мало что могло изменить, так как они все спелись между собой, но я не намеревался быть с этой командой в любом случае. Работать, не имея возможности влиять на решения и события, оставаться, только чтобы числиться, я не умел и не собирался. Правда, трудно было, работая всю жизнь, не считаясь со временем и силами, остаться без дела, но я уже начал писать воспоминания, и это новое дело меня увлекло. В ноябре 1965 г., когда мне исполнялось 70 лет, я выступил перед сессией Верховного Совета СССР с просьбой об отставке. Просьба была удовлетворена. Думаю, сделал я это вовремя.

Серость и цинизм, низкий политический уровень большинства Президиума ЦК и секретарей ЦК делали для меня бессмысленным продолжение работы в такой команде. Я им тоже уже казался, скорее всего, "инородным телом" и был не нужен. Сам Брежнев оказался человеком без своего мнения. Помню, как Суслов и его чиновники из Отдела пропаганды ЦК начали "дело Даниэля и Синявского".

Это дело очень походило на позорную войну Хрущева против Бориса Пастернака. Тогда тоже со страниц газет не сходила площадная ругань в адрес поэта, которая уронила во всем мире престиж нашей партии и государства. Находясь в США в январе 1959 г., я мог убедиться, как ловко антисоветская пропаганда использовала эту историю. И было бы глупо ее не использовать. Хрущев удивительно умел настроить против себя интеллигенцию. Так что настоящий вред я вижу не столько в шумихе за рубежом, сколько в том, что вбивался клин между интеллигенцией и партией у нас в стране. Когда-то Сталин сделал это массовыми арестами и другими преследованиями творческой интеллигенции. Например, разносом Шостаковича и Хачатуряна за их музыку - а что он в ней понимал? Или Зощенко и Ахматовой?