Так держать, Дживс!

Вскоре мне случилось уехать из Нью-Йорка. Меня уже давно приглашали погостить в свои загородные поместья разные заядлые охотники и прочие любители скачек и других видов спорта, так что в город я вернулся только через несколько месяцев. Конечно, я частенько вспоминал Корки, как-то у них там, уладилось ли все к общему согласию, и представьте себе, в первый же мой вечер в Нью-Йорке, заглянув в один из тихих кабачков, где я бываю, когда не манят яркие огни, я увидел там Мюриэль Сингер. Она сидела одна за столиком возле двери, а Корки, надо полагать, отлучился позвонить по телефону. Я разлетелся к ней.

– Кого я вижу! Ну, и как? Рассказывайте, рассказывайте!

– А, это вы, мистер Вустер. Очень рада.

– Корки здесь?

– Прошу прощения?

– Вы ведь Корки ждете?

– Я вас не сразу поняла. Нет, я жду не его.

Что-то такое послышалось мне в ее голосе, вроде бы «А это еще что за личность такая?»

– Как, неужели вы поссорились с Корки?

– Поссорились?

– Ну, размолвка у вас произошла, пустяковое недопонимание, оба погорячились, бывает, знаете ли.

– С чего вы взяли? Не понимаю.

– Тогда в чем дело? Раньше вы всегда с ним обедали перед тем, как идти в театр.

– Я оставила сцену.

И тут до меня дошло. Я совсем забыл, как долго меня не было в городе.

– Ну да, как же, понимаю! Вы вышли замуж.

– Да.

– Потрясающе! Желаю вам всяческого счастья.

– Большое спасибо. Александр, – произнесла она, глядя мимо меня, – это мой знакомый… мистер Вустер.

Я обернулся. Рядом стоял субъект с бобриком седых, упрямо торчащих волос и красной от избытка здоровья физиономией. Устрашающего вида детина, хотя сейчас настроен мирно.

– Мистер Вустер, познакомьтесь, пожалуйста, с моим мужем. Александр, мистер Вустер – друг Брюса.

Старикан с чувством стиснул мне руку, только поэтому я и не грянулся со всего маху на пол. Стены, пол и потолок заходили ходуном.

– Стало быть, вы, мистер Вустер, знаете моего племянника, – донесся до меня его голос. – Хорошо бы вам удалось хоть немного вправить ему мозги, чтобы он бросил эту свою дурацкую мазню. Впрочем, мне кажется, он и сам начал входить в разум. Я это заметил, дорогая, когда он в первый раз пришел к нам обедать и познакомился с тобой. Был такой тихий, серьезный. Как будто что-то уразумел. Мистер Вустер, вы не откажете нам в удовольствии отобедать сейчас с нами? Или вы уже обедали?

Да, да, обедал, заверил я его. Какой там обед, мне бы свежего воздуха глотнуть. Скорей на улицу, надо опомниться, сообразить что к чему.

Дома я услышал, что Дживс что-то делает у себя в комнате, и позвал его.

– Дживс, – сказал я, – надо срочно мобилизовать лучшие силы и спасать положение. Сначала принесите мне бурбона с содовой – бурбона как можно больше, – а потом я расскажу вам новость.

Он принес на подносе высокий стакан.

– Вы бы, Дживс, тоже выпили. Стоит подкрепиться заранее.

– Спасибо, сэр, может быть, потом.

– Как хотите, дело ваше. Но знайте, вы будете потрясены. Помните моего приятеля мистера Коркорана?

– Как же, сэр.

– И ту барышню, которая должна была исподволь завоевать расположение дядюшки с помощью книжечки о птицах?

– Еще бы, сэр.

– Так вот, она завоевала расположение дядюшки. И вышла за него замуж.

Дживс и глазом не моргнул. Его ничем не удивишь.

– Такого поворота событий следовало опасаться с самого начала, сэр.

– Неужели вы подозревали, что все кончится именно так?

– Я не исключал такой возможности, сэр.

– Ну, знаете, Дживс! Могли бы хоть предупредить нас, черт возьми.

– Не хотелось показаться неделикатным, сэр.

Перекусив и придя в более спокойное состояние духа, я, конечно, понял, что вовсе не виноват в случившемся, если все трезво оценить. Судите сами, мог ли я предугадать, что блестящий план Дживса приведет к такому конфузу? Но что греха таить, мне все равно не улыбалась перспектива встретиться с Корки сейчас, пусть уж лучше время, этот великий врач, сначала проделает свою утешительную работу. С полгода я обходил Вашингтон-сквер стороной. Можно даже сказать, забыл, что такой район вообще существует в Нью-Йорке. А когда наконец решил, что худшее позади и можно без опаски наведаться в эти края, чтобы связать, как принято говорить, порвавшуюся нить, это якобы всеисцеляющее время, вместо того чтобы нежно подуть на затянувшуюся рану, самым злодейским образом всадило в нее острейший нож. Развернув однажды утром газету, я прочел, что миссис Александр Уорпл подарила своему супругу сына и наследника.

Мне было так жалко старину Корки, что я не смог прикоснуться к завтраку. Я был убит наповал. Это полный крах. Что мне-то сейчас делать? Конечно, лететь на Вашингтон-сквер, молча стиснуть горемыке руку. Однако я подумал, подумал, и стало ясно, что пороху у меня не хватит. Зачем мозолить человеку глаза в таком горе? Буду посылать ему свое сочувствие телепатически.