Так говорит Сергей Доренко. Донбасс – дымовая завеса Путина?

– Мы собирали народ в клубе, давали денег электрику, чтобы он включил свет – и вперед. Как я работал? Сначала говорил какую-то преамбулу, а потом уже со мной начинали спорить. Я всегда говорю с людьми о главном – о том, что такое Россия, что такое будущее России, а также о том, что болит – думаю, что в этом, собственно, и заключается секрет успеха. Мы могли говорить на эти темы часами, и люди продолжали говорить ещё долго после того, как я уезжал. Были деревни, где люди никак не хотели расходиться после таких встреч.

– За кого будете голосовать на предстоящих президентских выборах? Кому симпатизируете?

– Я симпатизирую Геращенко. Мне кажется, что он остроумный, неожиданный, опытный и успешный. Геракл – самый классный.

– Сергей, ощущали ли вы когда-нибудь на себе давление руководства?

– Я никогда не испытывал и не испытываю на себе никакого давления. Если это вдруг случалось – всегда подавал заявление и сразу же уходил. Помню, при Горбачеве была введена цензура после вильнюсских и рижских событий. Я не стал этого терпеть и ушел.

В апреле девяностого года была горбачевская блокада, я сделал серию репортажей из Литвы – все они прошли в эфир. Эдуарда Сагалаева потом таскали в ЦК КПСС за эти репортажи, а меня чуть не выгнали с работы, но Сагалаев прикрыл. В январе того же года зампред Гостелерадио СССР Решетов рвал мои тексты и кидал их на пол со страшными криками. Я тут же подал заявление об увольнении и ушел, потому что у меня не было никакого желания смотреть на идиотов и клоунов любого ранга, которые будут рвать мои тексты.

Потом я работал с Добродеевым, это был девяносто первый год. Нас было тридцать человек, и мы начинали делать «Вести» на российском телевидении. Я был одним из отцов-основателей этой программы. Работать с Олегом было очень приятно, он никогда не лез ко мне с дурацкими советами. Он мог поспорить, но очень деликатно, он вообще деликатно спорящий был парень.

В девяносто втором в программе «Время» тоже никто не вмешивался в творческий процесс – у нас была концепция, суть которой заключалась в том, что ведущий программы новостей – хозяин этой программы, и вмешиваться не имеет права никто.

В девяносто третьем году Эдуард Сагалаев позвал меня делать «ТВ-6» вместе с Тедом Тернером. Я занимался «ТВ-6», но как-то не очень у нас получилось с Тедом Тернером.

В девяносто четвертом я пошел к Олегу Попцову и делал для него программу под названием «Подробности Российского телевидения» (канал «Россия» – М.В.). Попцов вообще никогда не давил. Один только раз он не дал мне камеру, когда я поехал с покойным Юшенковым в Грозный освобождать наших ребят-танкистов. Элла Панфилова, Сергей Юшенков и Владимир Лысенко – три депутата – поехали туда. Я попросил CNN, чтобы мне дали камеру, и они мне её дали. Я взял прекрасного оператора, мы поехали и все сняли. И тут надо сказать огромное спасибо Олегу Попцову за то, что он выдал в эфир все то, что я привез из Грозного. Более того, я должен был выдать восемь с половиной минут, а выдал в итоге двадцать – Попцов дал время. Он, конечно, просто герой. Его за это ФСБ чуть ли не под расстрел повело, так как это была операция секретных служб, а мы все рассекретили ради того, чтобы спасти ребят – танкистов. Министр обороны Павел Грачев объявил тогда, что в Чечне нет пленных – мы боялись, что их просто не станут искать. Мы хотели спасти ребят, и мы их спасли. Спасли тем, что стали об этом говорить.

В январе меня уволили с работы, и я пошел к Ирене Лесневской на Ren-TV.

– Вы работали с Борисом Березовским…

– Начиная с осени 96-го года, я работал с Борисом Березовским, который тогда по поручению Ельцина заштатно руководил Первым каналом в качестве акционера. Так вот с Березовским мы завтракали по вторникам, и я в это время задавал ему все интересующие меня вопросы, а он, в свою очередь, задавал вопросы мне. После выпуска он мог позвонить мне не иначе, как восхищенным – больше никак. Один единственный раз он позвонил мне и попросил меня поддержать в своей программе президента Башкортостана Рахимова, потому что он тогда покаялся перед Кремлем. Это был один единственный раз. И я Березовскому отказал.

Вот такой вот уровень самостоятельности продолжался до двухтысячного года, – до тех пор, пока меня не закрыли. После этого меня несколько раз приглашал Путин – он надеялся, что я буду работать в его команде, но я отказался.

Представьте, что было бы, если бы меня сейчас вернули на ТВ? Через неделю бы и выгнали, это точно. Этим бы все и закончилось.

– По какому принципу вы выбирали работу раньше, и по какому принципу выбираете ее сейчас?