Е. КИСЕЛЕВ: И усы еще не сбрили. Во-первых, в том, что говорил Алексей, мне кажется, ключевой вопрос – реальная правдоподобность сценария, которая содержится в художественном произведении С. Доренко. Все-таки давайте зададимся вопросом… я сразу скажу, что у меня нет на него готового ответа. А вот если бы то, о чем написал Сергей Леонидович, вышло бы в виде политологической статьи в серьезном журнале? Ну есть еще какие-то издания, которые, наверное, могут себе позволить – по крайней мере, в интернете – публиковать некие политологические размышления по поводу того, как может развиваться сценарий событий в нашей стране к 2008 г., и в том числе высказать какие-то соображения по поводу персональных психологических характеристик главных действующих лиц российского политического процесса. Кстати, абсолютно согласен с тем, что они очень точно подмечены, на мой взгляд. Понимаете, я думаю, что проблема на самом деле заключена в том, что вышла книжка, рассчитанная на массового потребителя. И благодаря раскрученному имени Сергея, благодаря вот этой магической цифре – 2008 г. – тот самый средний класс, который сейчас, по наблюдениям многих, абсолютно потерял интерес к политике, люди, которые занимаются зарабатыванием денег, читают газету «Ведомости» или газету «Бизнес» и вообще забили, что называется, «с прибором» на всю эту политику – могут сейчас оживиться. Могут оживиться и прийти… книга может вызвать такое броуновское движение, которое потом начнет…
С. БЕЛКОВСКИЙ: Идти к власти.
Е. КИСЕЛЕВ: Идти к власти. Спасибо за подсказку.
М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Прошу прощения…
Е. КИСЕЛЕВ: И последнее. Какие оргвыводы, господа? Давайте сразу переходить к оргвыводам – условный срок закончился или нет?
С. ДОРЕНКО: Условный срок 16 ноября должен был бы закончиться. Но это все…
М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Господа, я думаю, что позиции присутствующих тут понятны. Мне немножко непонятна позиция г-на Белковского – ну так просто, округлый Белковский, надо будет его еще потрясти как грушу…
С. БЕЛКОВСКИЙ: Это неполиткорректное замечание. 70 % американцев страдают от ожирения. А вы – Белковский…
М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да при чем тут это? Я о политической позиции.
А. МИТРОФАНОВ: Политически округлый…
М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Слово предоставляется подсудимому С. Доренко.
С. ДОРЕНКО: Я вот хотел что сказать. По обоим возражениям – я абсолютно серьезно хочу их воспринять. Первое – когда там открыты какие-то государственные секреты – в первую очередь, обращаюсь к слушателям – для меня это удивительно. Потому что есть вещи, полностью придуманные. Ну, можно спрятаться за фразой «стопроцентный вымысел», можно спрятаться. Но я вообще никогда не прятался. Но вот про дачу в Александровке я просто придумал. И я в ужасе, что я попал в десятку. Это вызывает у меня оторопь по-настоящему. То есть я-то придумывал, несколько сгущая краски. Я не думал, что все так ужасно. Поэтому второе – может ли человек беспокоиться и предупреждать? Может. Если он кликушествует в секте «Судного дня» – есть такие секты, вы знаете – «Пиплз темплз» вообще в Гайану поехала и себя сожгла. Если он кликушествует в секте «Судного дня», то на него никто не обратит внимания, кроме десятка сумасшедших – вот, в чем дело. А если это действительно затрагивает судьбу страны, и если это действительно острая тема, то тогда люди отвечают на нее закономерно. Второе. Можно ли обижать действующую власть? Вот действительно, Алексей абсолютно по-мужски поступил, он позвонил мне и высказал все эти претензии по телефону. И он сказал – неправильно, потому что есть такая версия, что если ты критикуешь действующего президента страны, то ты, безусловно… А он – институт госвласти, а он – институт.
А. МИТРОФАНОВ: Да, он не человек, он институт.
С. ДОРЕНКО: Он не человек. Он кресло, он герб, он что угодно – то в этот момент ты, в общем, как будто бы, и критикуешь и, собственно, власть – во всяком случае, ты ее не укрепляешь уж точно. Сейчас не будешь говорить: ты роняешь ее сильно, – не сильно – ты ее точно не укрепляешь. Но тогда у меня вопрос: вот а как нам сочетать предупреждение граждан, или тревогу за судьбу собственной страны – абсолютно патриотическую тревогу при этом – с возможностью говорить о ком бы то ни было? И дальше – до кого это табу простирается? Вот начальника ЖЭКа я могу критиковать, например? А депутата местного самоуправления могу критиковать? А депутата Госдумы Митрофанова, например, могут критиковать? Потому что он тоже госвласть, извините. Тогда что же мне делать? Я вообще, я даже не критикую, я просто описываю их в неких терминах, в которых им самим, предположим, не нравится. Тогда что – Госдуму не трожь – потому что не дай бог, не понравится. ЖЭК тоже, само собой – сейчас отключат канализацию, еще что-нибудь. А о чем можно тогда говорить? Ну знаешь, в советское время, при Брежневе, я очень хорошо помню эти саркастические всякие юмористические рассказы – вот ЖЭК всегда можно было критиковать.
А. МИТРОФАНОВ: Госплан можно было критиковать.