Так легко вытерпеть [СИ]

Стайлз был там. Он видел свою смерть, он не мог и пальцем пошевелить. Сидел внутри, в замкнутой и затянутой тьмой черепной коробке, и Дерек почти слышал, как Стайлз кричал в пустоту. Может быть, звал кого-то, а может быть, орал, как же его всё это заебало. Может быть, он тоже орал: пристрели меня.

Горячая рука касается живота, отчего мускулы вздрагивают, а под кожей змеится тьма. Пальцы скользят поперёк торса, едва касаясь, и Дерек стискивает зубы, когда ощущает, как следом за этими пальцами на коже затягивается проволока. Она соткана из воздуха — она иллюзорна, нужно поверить в то, что её нет — и она исчезнет, но Дерек шумно втягивает в себя воздух, когда из тонкого железа вырастают пучки шипов, вспарывая его плоть.

Господи, я ненавижу тебя.

Прости.

Дерек задерживает дыхание и сосредотачивается на своём волке, который напряжённо замирает, переживая боль. Прости меня, молит он, выстраивая в своём сознании образ Стайлза, нелепого и слишком активного, слишком громкого, слишком говорливого, живого, живого, ЖИВОГО, ЖИВОГО.

Необходимого, жизненно необходимого ему сейчас.

Всегда.

Прости меня.

— Посмотри, — шепчет существо, перемещая руку на грудь, цепляя холодными пальцами мышцы и прослеживая углубления на давно изученном теле. — Ты хочешь увидеть его, Дерек. Хочешь увидеть своего воскресшего Стайлза. Смотри же на меня!

Колючая проволока стягивает рёбра, впивается в кожу, и Дерек едва разлепляет веки, чувствуя, как печёт глаза, когда он встречается взглядом с совершенно пустыми глазами цвета… разогретого, сладкого ириса. Господи, твою мать, Господи, это по-настоящему больно. Каждый чёртов раз так чудовищно больно.

Прекрати делать это со мной. Прекрати делать это с нами. Прекрати позволять мне, дьявол тебя дери.

Дерек хочет отвернуться, но стоит лишь лицу Стайлза появиться перед ним, как волк тут же кидается к нему.

Этот глупый тоскующий волк, готовый ластиться к руке существа, что впиталось в родное тело так глубоко, что достало до сердца. Так глубоко, что уничтожило из него жизнь. Это не Стайлз. Это больше не Стайлз.

А волк сдавленно воет и, прижав уши, тычется широким лбом в ноги убийцы. Скулит, трётся мордой — если бы он был человеком, он бы, наверное, стоял на коленях и захлёбывался рыданиями, умоляя прикоснуться к нему родными руками.

Прости меня, Стайлз.

Колючая проволока сильнее затягивается на теле. Лицо Стайлза искривляется в улыбке, такой грязной и чужой, что Дереку становится больно смотреть. Он чувствует каждый железный шип, который вскрывает кожу, проникая внутрь, и кажется, что всё тело горит, но это так легко, так легко вытерпеть, когда перед глазами это лицо.

Не воскрешённое из памяти, не додуманное в воспоминаниях.

А настоящее, такое настоящее, что это в миллион раз лучше любой фотографии и любого сна.

— Когда-нибудь ты выпустишь меня, — шепчет голос Стайлза.

Губы Стайлза касаются уха.

Руки Стайлза перебирают густую шерсть трясущегося у его ног хищника.

— Эта ловушка не будет работать вечно, Дерек.

А Дерек снова закрывает глаза.

Он повторяет: прости меня. Прости меня. Прости меня ради бога прости меня стайлз чёрт прости ради бога.

Ради Бога.

Я не могу прекратить это. Я не могу это прекратить.

А божество смеётся.

Оно проводит чужими ладонями по волосам Дерека и обхватывает осунувшееся лицо. Боль животного в глазах этого волка такой силы, что можно ощутить её на корне языка. И губы снова растягиваются в улыбке.

Когда-нибудь он сумеет. Когда зарубцуются его кровоточащие раны, он сумеет выпустить Ногитсуне из своей глупой ловушки, которая не ловушка вовсе. Нет такой руны, что не позволила бы божеству сорвать эти смешные оковы.

Когда-нибудь волк убьёт его. Когда-нибудь придётся искать для себя новое тело.

Но сегодня у Ногитсуне под ногами сломанный, раздробленный на куски хищник, исходящий кровью и тоской. Довольно занимательное зрелище, каждый раз оно становится всё занимательнее, а значит — сегодня можно остаться.

Ему некуда торопиться.

У него за спиной — века, и впереди ещё тысячи лет, но что-то подсказывает ему, что таким взглядом на него ещё никто и никогда не смотрел. Ради этого стоило существовать целую вечность. Ради этого коктейля боли, ужаса, вины, вины, вины вины вины, тоски, преданности и, дерущей до самого костного мозга, изорванной, искалеченной привязанности, которую в этом мире прозвали любовью.

Всё это здесь — на коленях перед Ним.

И это довольно занимательное зрелище.

Честно говоря, это, наверное, чёртов джекпот.