Так не бывает

Потом выиграл какой-то мужик в возрасте с нечитаемым выражением светлых рыбьих глаз на надменном лице. «Тебе о душе уже пора думать, а ты здесь развлекаешься», — подумал Камаль, усилием воли заблокировав мысли о том, что все это еще только начало. И вырваться нереально, даже если бы было, куда бежать — он в очередной раз прикован или привязан к железному стулу, а сзади, сразу за ним, длинный стол или что-то вроде барной стойки, с креплениями, в которых зафиксированы его руки ладонями вверх, как будто у него собрались брать кровь на анализ.

Мужик тоже на некоторое время задумался — видно, фантазия буксовала, а развлечься хотелось. Не придумав ничего нового, он тоже закурил сигарету и поднес ее к груди своей жертвы, медленно выбирая место, а потом прижал ее к соску.

Камаля прострелило такой адской болью, по сравнению с которой вся предыдущая показалась ничем. Он забился, инстинктивно пытаясь вырваться или отстраниться, и не выдержал:

— Сука, тварь! Да чтоб ты сдох, тварь такая! — он заорал это, невзирая на свое решение молчать — просить этих тварей бесполезно, а криками боли он не собирался их радовать.

— О, голос прорезался! — искренне обрадовался мужик, теперь излучая удовольствие и предвкушение всем своим видом. — Жаль, тут для пирсинга ничего нет, совершенно не подготовились. Надо будет в следующий раз исправить. Они очень забавно реагируют, его же можно сделать где угодно, — обратился он к остальным, с интересом наблюдавшим за его действиями.

— Ну, вот это сойдет, — он взял с подноса, принесенного услужливым сотрудником, зажим, и сжал им обожженный сосок. Снова, когда Камаль думал, что боли сильнее быть уже не может, он ошибался. Его за руки держали уже двое, придавив локти к столу.

Невыносимая боль неожиданно стала переплавляться в такую невыносимую ненависть, что Камаль вдруг почувствовал: подойди или наклонись кто-нибудь из этих людей к нему ближе, он зубами вырвал бы вену на шее, просто перегрыз горло… Он даже почувствовал во рту вкус крови.

«Наверное, так сходят с ума…но если я все-таки придушу какую-нибудь из этих тварей, то ничего не жалко!»

Он даже почти не отреагировал, когда кто-то стряхнул пепел прямо ему в раскрытую ладонь, радостно прокомментировав свое действие: «А вот и пепельница нашлась!».

Снова взвился от боли он только тогда, когда сигарету затушили тоже о ладонь. Но его держали крепко.

В те моменты, когда еще получалось здраво мыслить сквозь боль, он понимал, что никаких серьезных увечий, «несовместимых с жизнью», ему не нанесли. Значит, это может продолжаться неизмеримо долго, или продолжится в следующий раз, на следующий день… Самое страшное — привыкнуть и с тупой покорностью надеяться, что в этот раз будет не так плохо, что можно потерпеть… Лучше уж тогда тупое существование обдолбанного овоща, который уже не соображает, что с ним делают. А еще лучше все-таки не терять надежду, не смогут его караулить вечно, не смогут держать все время прикованным…

По чьему-то знаку его руки освободили и тут же его резко наклонили вперед, почти сложив пополам. Он почти задохнулся от неожиданности, а в это время кто-то цепкими пальцами ощупывал спину и сокрушался:

— Тату здесь бы хорошо получилось… всегда мечтал сам сделать татуировку. Но не на себе, естественно, — хохотнул очередной выигравший.

У Камаля уже не оставалось сил бояться, но инструмент для нанесения татуировки в неумелых руках… ему чуть не стало плохо.

Впрочем, человек, разочарованный отсутствием инструментов, нашел выход: Камаль почувствовал на спине холодный металл, а потом резкую боль, когда нанесли порез. Гаденыш еще комментировал свои действия:

— Придется так рисовать… Тоже интересно, правда, тренироваться больше надо.

Порезы ложились ровно, видимо, для рисовавшего в этом был свой смысл. Он работал как-то профессионально, ни разу не сделав слишком глубокий порез, и вытирая чем-то теплую кровь, выступавшую из разрезов и бегущую по спине.

Глава 12

Два дня назад

Камаль

Я услышал чьи-то слова:

— А, может, посолить теперь? Или поперчить? Будет стейк с кровью.

— Нет, подождите, а то он сильно дергаться будет… а сейчас моя очередь. Самое интересное начинается.

Почему-то от слов второго меня посетило плохое предчувствие, хотя куда уж хуже.

И когда меня стали освобождать от креплений, предчувствие уже вопило в полный голос, потому что не собирались меня увести отсюда для того, чтобы дать прийти в себя — играющие были слишком возбуждены, они только начали…